Включив красный свет, Мердок опустил пленку в проявитель и установил таймер. Завинчивал крышку на бачке и производил все остальные операции он совершенно автоматически, невольно думая не только о Рите, но и о трех других людях, так или иначе связанных с семейством Олдерсонов, чьи имена он заметил в документах.
Одно из имен мелькнуло на брачном свидетельстве из Сан-Франциско, два другихна выписках из отелей в майами-Бич, хотя само по себе это значения не имело, ведь он не видел ни даты, ни сроков пребывания в отеле. Вот чего он не мог понять-это тревогу риты, её желание повидаться с ним, ибо в документах как будто не упоминалось ни её нынешнее имя, ни девичье-Рита Карр.
– Что ты видел? – неожиданно спросил Том Брейди. – И что запомнил?
– Не очень много. Как свидетель я могу лишь показать, что снял четырнадцать документов для отставного полицейского Томаса Брейди.
Брейди усмехнулся, но сам отправился следом за Мердоком, который продолжал заниматься пленками. Когда тот опустил их в большой бачок с закрепителем, раздался телефонный звонок. Взяв трубку, Мердок услышал мужской голос, разыскивавший мистера Брейди.
– Это тебя, Том.
Односторонний разговор состоял из одних междометий:
– Да… Что? Ладно, сейчас!
Положив трубку, Брейди сунул конверт в нагрудный карман и поправил шляпу.
– Мне надо идти. Как ты считаешь, сколько тебе ещё возиться с пленкой?
– Тебе ведь она нужна сухой, да?
– Разумеется. Тогда с полчаса.
– Давай сделаем вот как, – сказал Том, отправляясь в кабинет Мердока за своим портфелем. – Положи их в конверт и надпиши на нем мое имя. Если соберешься уходить, оставь его тут, на столе… Нет, пожалуй лучше положи в средний ящик. Я выпишу тебе чек, когда вернусь. И не вздумай спорить.
Повертев по носом у Кента огромным кулаком, чтобы подкрепить свои слова, он резко повернул к выходу, едва не столкнувшись с Вольтом Керри, который как раз входил в кабинет, нагруженный оборудованием.
Старше Мердока на двадцать лет, Керри был самым известным фотографом в городе. Никогда он не занимался ничем иным и не работал нигде, кроме«Курьера». Не слишком считаясь с чужим мнением, он считал себя вправе высмеивать кого угодно. Запах виски был его постоянным спутником. Молодые газетчики считали его чудаком, да он им, пожалуй, и был. Небольшого роста, коренастый, он вечно ходил в кепи, мешковатых брюках и слишком узких пиджаках странных цветов. Буркнув что-то вместо приветствия, опустил на пол ношу и тут же вышел.
