Когда же он попытался слабо протестовать, она постаралась как можно доходчивее объяснить мужу в соответствующих выражениях, что она крайне чувствительна к критике своего кулинарного искусства, причем недоеденное блюдо также считалось одним из видов критики. И с тех пор к прочим страданиям мистера Эпплби прибавились непрекращающиеся приступы расстройства пищеварения, которые он нажил, безнадежно ковыряясь в тарелке в поисках редких кусочков мяса, плавающего в жирных соусах, или пытаясь переварить непропеченное тесто кондитерских изделий своей супруги. Мучения мистера Эпплби усугубляли настойчивые требования хозяйки без конца оценивать ее кулинарный пыл. Она подсовывала под его трепещущий от страха нос тарелку за тарелкой, доверху наполненные всевозможной несъедобной пищей, и он, собравшись с духом, словно мученик в пропасти со львами, отправлял порцию за порцией в пищеварительный тракт, взывающий о простой вареной и жареной пище.
И теперь, предаваясь сладким мечтам о будущем, он представлял себе, как вернется с похорон и отведает ломтик поджаренного хлеба, запивая его чаем, а возможно, и яйцо, сваренное не всмятку и не вкрутую, а в мешочек, как он всегда любил. Но одной этой мечты вместе с ее продолжением – а он уже предвкушал, как будет наводить порядок в доме, – не хватало для поддержания его духа, когда он просыпался по утрам и думал о том, что ему предстояло сделать.
С каждым днем его жена все настойчивее требовала внимания. И в тот день, когда она открыто попрекнула его заботами о Магазине, а не о ней, мистер Эпплби понял, что настало время сделать последний, решительный шаг. Вечером он принес домой коврик и аккуратно постелил его на пол в проходе между гостиной и коридором, ведущим в кухню.
Марта Эпплби наблюдала за ним, не выражая при этом ни малейшего восторга.
– Какое старье, в самом деле, – сказала она, – что это, Эппи, антикварная вещь или что-нибудь в этом роде?
Она теперь взяла моду называть его этим мерзким прозвищем, и он кисло морщился, слыша его. Но она, похоже, относилась к его гримасам с веселым неведением. Сейчас он тоже поморщился.
– Нет, он не старинный, – признал мистер Эпплби, – но у меня есть свои причины дорожить им. С ним связано много приятных воспоминаний.
Миссис Эпплби нежно улыбнулась ему.
– И теперь ты принес его ради меня, правда?
– Да, – ответил мистер Эпплби, – ради тебя.
– Ты прелесть, – сказала миссис Эпплби, – просто прелесть.
Глядя, как жена прошла, шаркая стоптанными шлепанцами по коврику, к телефону, стоявшему на маленьком столике в конце коридора, мистер Эпплби обдумывал одну мысль, которая показалась ему интересной. Она звонила по телефону каждый вечер примерно в одно и то же время, а значит, несчастный случай можно было бы запланировать как раз на этот час. Вариант имел очевидные преимущества: та точность, с которой она звонила по телефону (и это было единственное, что она делала более или менее точно), означала, что по коврику она пройдет в заданное время, то есть он сможет осуществить свой план в определенный момент и в определенном месте.
