– Ты изменился, Микеланджело. А я?
Я взглянул на ее лицо и фигуру, ища изменений. Но она была та же, словно прошел всего день, а не два года со дня нашей последней встречи.
– Нет, ты осталась прежней. И даже платье на тебе то же самое. Ты, как дриада, живешь среди этих деревьев.
– Да, я живу среди деревьев. Я дочь лесничего. Я родилась здесь, в этом лесу. Прежде чем поселиться тут, мой отец прожил несколько лет на Марсе. Ему снились земные леса, сосновые и еловые ветви. Он скучал по Земле, но больше всего по ее лесам. И когда он вернулся на Землю, он поселился здесь вместе с моей матерью, родившейся на космическом корабле, выросшей на одной из больших станций Солнечной системы. Ее все называли здесь марсианкой. И она не любила леса, но жила здесь ради отца. А потом умерла, тоскуя по Марсу. Я осталась одна с отцом и братом… Отец мой встает всегда в одно и то же время – в четыре часа утра – и спешит в лес. Он любит рассказывать мне, как, живя на Марсе, он вспоминал земные деревья и реки. Но вот деревья и реки возле него, и все равно он по ним тоскует.
– А ты? – спросил я.
– Я? Я похожа на отца и на мать. Я люблю леса, но тоскую по Марсу, где никогда не бывала. А ты бывал?
– На Марсе? Нет.
– А на Венере?
Я замялся и ответил неуверенно и не сразу:
– На Венере, кажется, бывал.
– Кажется… Как ты сказал? – Она рассмеялась. – Кому кажется? Тебе? Или должно казаться мне?
– Я бывал и не бывал.
Когда я сказал эту глупую фразу, я имел в виду Кумби, или, точнее, то состояние, в котором я пребывал.
Таня смотрела на меня с таким выражением лица, словно догадалась о существовании Кумби.
– Так ты все-таки бывал или не бывал на Венере?
– Не бывал, – сказал я сердито. – Я оговорился.
– Допустим.
Затем ей, видно, стало жалко меня. Она улыбнулась.
– А помнишь Алика и его стихи? – спросила она меня.
– Директор сказал нам, что его уже нет.
– В школе его нет. Он у нас. Я нашла его и принесла к себе. Отец мой очень удивился, когда он начал читать стихи. «Вещь, – сказал он мне, – и грустит. Странно». А я говорю отцу: «Талант может заставить грустить даже вещь». И теперь Алик живет у нас в лесу.
– Живет? Ты не оговорилась?
– Ты прав. Большей частью не живет, а пребывает, как все вещи. Но временами оживает, когда читает стихи. Ты надолго приехал?
– Дня на два, на три.
– А зачем?
– Повидаться с тобой. Я все время думаю о тебе. Но наш институт далеко от твоих лесов. И вот теперь мне наконец удалось выбраться и прилететь.
