«Надо не теряться. Надо не теряться», – шепчу я себе, забыв о том, что возле моего рта аппарат, который несет мои слова в помещение астронавигаторов.
Мария упрекала меня, что у меня нет фантазии, что я слишком приземлен, хотя и облетел все освоенное человечеством космическое пространство. Сейчас, может, и лучше, что нет избытка фантазии. Если не справятся с пробоиной, фантазия не поможет. Рядом бесконечность, бездна, провал, невообразимо огромное «ничто». Завтра Мария узнает о моей гибели. Мария и мир, Мария и вся Солнечная система. Узнают все без исключения. Но бездне, провалу, бесконечности плевать на это.
Руки начинают дрожать. Знобит. Бросает в жар. Почему я не выпросил себе гравитационный пояс? Как хорошо было бы сейчас немножко постоять, хотя бы десять минут.
Я смотрю на стенку, которая отделяет меня от бездны. Она сделана из сверхпрочных материалов. Ее создавали технологи и химики, хорошо представлявшие себе, что такое бездна. Я доверял им раньше, этим инженерам. Я должен довериться и сейчас.
Астронавигаторы и роботы, наверно, не теряют времени. Но я пока ничего не знаю. Командир корабля молчит. Он слишком занят, чтобы терять драгоценное время, посвящая единственного пассажира в то, что он, возможно, пока хочет оставить в тайне.
Да, я единственный пассажир, если не считать белых мышек, плавающих в пустоте вместе со своей клеткой. Мышки не знают о пробоине. Но они должны чувствовать беду. У них для этого есть инстинкт.
Я смотрю на клетку. Мышки явно встревожены. Их чуткий инстинкт уже получил информацию. Откуда? Как? Об этом спорят специалисты. Они пишут диссертации об инстинкте как о способе получать информацию помимо тех органов чувств, которые непосредственно соприкасаются со средой. И пусть пишут свои диссертации. Побывали бы они здесь сейчас, когда бездне так хочется заполучить меня, астронавигаторов и этих бедных мышек.
Вот будет хорошо, если бездна просчитается.
– Мышки, – говорю я, – бросьте унывать. Уверен, бездна просчитается.
Откуда у меня такая уверенность? Я же не видел пробоины. И не знаю, как идут дела у роботов. Командир космолета пока молчит. Но я не молчу. Я повторяю про себя:
– Просчитается… Просчитается…
Я повторяю эти слова, словно хочу заколдовать, заворожить действительность.
Я смотрю на мышек. У них такой вид, словно что-то внутри них работает. Это работает настороженный инстинкт, пытающийся установить контакт с надвигающейся опасностью, определить размеры угрожающей нам беды.
