Есть что-то молодецкое, беспечное, бесшабашное в этой подвижной массе. Нет ни одного угрюмого лица: все поет и все весело! Но где же Махилов с его вечной бутылью? Отчего он не поет и не пляшет? У него после вчерашней пирушки трещит голова, поэтому хотя он изредка и вскрикивает, изредка притопывает ногами и поводит плечом, но уже не выдается из-за других.
– Максим Созонтыч! послушай-ка, что я тебе скажу, – говорит ему Кирюша.
– Нет, сегодня пить не буду – довольно!
– Я не то хочу тебе сказать…
– И на бой не пойду.
– Все не то: ты слушай, а сам не догадывайся.
– Что же такое, Кирюша?
– Ха-ха-ха – что? Да тебя подуть хотят немного.
– Пусть подуют! – отвечал Махилов, зевнув во всю физиономию.
– Не горячись, Созонтыч! трое на одного.
– А кто бы это?
Махилов сделался внимательнее.
Третинский любил и уважал Махилова. Он выслушал заговор и передал его Махилову.
– Трое на одного: это гадко!
– Да, любезнейший, не беспакостно!
– Э, чорт с ними! – Махилов махнул рукой. – Зато я по одиночке потешусь.
– А ты все-таки не ходи сегодня мимо мельницы.
– Чего не ходи, не сегодня, так завтра дорвутся.
– По крайней мере, меня возьми с собою, Созонтыч, – произнес Кирюша умоляющим голосом.
– Ну, идем!
– Вот это valde сurа melius, т. е. очень добропорядочно. Между тем перед толпой раскинулось широкое поле, на котором семинаристы проводят свои бессмертные рекреации, на котором еще деды и прадеды их пировали свои майские пирушки и пели свои оглушительные песни. Рекреационное поле в семи верстах от Ч…а. С одной стороны его лес, с другой река, а вдали виднеется город.
Целых полдня семинаристы основывались, размещали и устанавливали свои палатки. Служба поместилась у река, к лесу, и через полчаса там задымились костры под котлами. Обеды разносились по палаткам. После обеда приехал ректор, прошелся по палаткам и опять дал наставление не забываться. Он роздал старшим деньги, которые на этот раз были разменены на медные – каждому рублей по десяти. Старшие должны были кидать эти деньги на шарап. Такая забава была назначена к вечеру. В Ч…е рекреация – праздник не только для семинарии, но и для всего города. Часам к пяти вечера начали съезжаться купцы, чиновники и помещики, и даже сам губернатор изволил пожаловать. Купец Чурилов привез бочонок рому; помещик Кортученко прислал несколько кулебяк; асессор Шемидорский воз арбузов; купец Тулинников десять голов сахару и цибик чаю, а Лопаренко, первый помещик… Ч…й губернии, привез свой оркестр; вообще всякий посетитель обязан был принести что-нибудь: иначе не допускали на рекреацию. Приношения обыкновенно принимал комиссар, выбранный из богословов товарищами и утвержденный в этой почетной и сытной должности самим ректором.
