– Мистер Райен. Мы уже говорили обо всем!
– Давайте поговорим еще раз, – сказал Шон, пытаясь нащупать почву. – Расскажите мне все с самого начала.
– Да что тут рассказывать? Когда Олаф начал снимать фильм о цветных в Англии, он слишком много узнал про них. И тогда его убрали. – Она откинула голову на подушки кресла; напряженное лицо выдавало, как трудно ей держать себя в руках.
– Что же он узнал? – мягко спросил Шон. Похоже, в комнате появился призрак правды, позвякивая скорбными цепями безумия.
– Ему стало известно, что существует мировой заговор цветных с целью уничтожить нас, – устало выговорила вдова, словно произносила общеизвестную истину, не требовавшую особого пафоса. – У них широко разветвленная организация в нашей стране. – Напряжение исчезло с ее лица, осталась лишь усталость. И горечь. – Сколько жертв можно требовать от одного человека? Во время войны его заклеймили как труса. Теперь он – самоубийца. Вам не кажется, что вы исчерпали свои вопросы?
– Простите, – извинился Шон, прикидывая, как бы уйти так, чтоб было не очень неудобно. – А больше его ничто… не тревожило? – Он сказал это, не думая, просто чтобы сказать что-то перед уходом.
Вдова широко раскрыла глаза, посмотрела на Шона, будто он ударил ее.
– Больше ничто?.. – прошептала она. – Вы что же… не верите?
– Говорила я тебе, – вмешалась пожилая женщина. – Они же тебя дурачили. Лишь бы заткнуть тебе рот. – Она поднялась и нагнулась над Шоном. – Смеетесь? – И жестом отмела его возражения, словно смахнула с лица паутину. – Вы же такой умный, обходительный и добрый молодой человек. Самое главное, чтоб мы молчали, чтоб никто ничего не узнал и не сказал ничего плохого про наших славных цветных, которые так нас любят. – Ее голос становился все громче, брызги слюны холодными каплями окропили ему лицо, словно дождь. – Но будете ли вы так смеяться, когда наступит Судный день, когда мы будем голодать и умирать, когда солдаты с раскосыми глазами будут топтать искалеченные тела женщин и детей, а таких мужчин, как вы, угонят в Азию, в рабство, в концентрационные лагеря? Если вам повезет, и вы до всего этого доживете.
Шон встал.
– Прошу вас, извините, что я вас расстроил.
– Расстроили? – Вдова тоже встала, лицо ее покраснело, стало похожим на бумагу, по которой мазнули румянами. – Он умер. А вы велите мне молчать, ничего не делать, предоставить все вам…
– Кто вам это сказал?
– Майор Кэннон, разумеется.
– Они ничего не станут делать, – прошипела пожилая женщина. – Ничего. Я же тебе говорила, это все для того, чтоб ты молчала! Они берут взятки, их можно купить; они думают, им за это дадут высокие посты, наградят, поверят. Увидите, мистер Райен, увидите, что будет, когда придут ваши хозяева. – Она вцепилась в его рукав и принялась трясти, по-прежнему брызгая слюной ему в лицо; ее вставные челюсти ходили ходуном.
