Здесь много друзей Олафа Редвина, телевизионного продюсера, который семнадцатого июня, около трех часов ночи, в состоянии помешательства покончил жизнь самоубийством в Гоффском лесу близ города Лирем, выстрелив из револьвера себе в правый висок.
– «Я у вас пришлец и поселенец…» – Священник поднял руки, вверх взлетели белые рукава, кружева, батист, чуть пахнуло лавандой. Голос его был преисполнен сострадания, вечной печали перед лицом смерти. Интересно, подумал Шон, искренни ли его чувства? Может, это просто работа?
Как и у тебя? – не без горечи спросил он себя. Он закрыл лицо руками, с силой прижал ладони к губам – губам мужчины, вся жизнь которого – сплошные нервы; этот плотно сжатый рот с опущенными уголками придавал ему вид человека буйного, опасного; прямой крупный нос, черные брови нависают над глубоко посаженными, как будто все время затуманенными глазами, одну из бровей пересекает шрам. Шон вдавил пальцы себе в лоб. Зачем он этим занимается?
Из преданности? Чему? Он почувствовал, как его губы искривились. «Наш наемник, – обычно говорил старый мистер Драйберг с деланным ирландским акцентом. – Наш доблестный ирландский солдат удачи». Тут рот у старого козла начинал кривиться от беззвучного смеха, обнажая длинные желтые зубы и осевшие десны. Шон и мистер Драйберг с самого начала возненавидели друг друга – с того дня, когда почти пять лет назад Шона выпустили из тюрьмы и он стал работать в Управлении. Но ненависть Шона объяснялась все же чувством уважения к старику. В конце концов и старик незадолго до того, как вышел на пенсию, получил наградные и уехал на север Шотландии заправлять небольшой гостиницей для рыболовов, стал питать к нему такое же чувство.
«Как-нибудь приезжай и поживи у нас – я тебе покажу, что такое настоящая рыба без жареной картошки.[1] Ты хоть знаешь, что они могут существовать раздельно?»
Иногда Шону казалось, что он готов отдать месячное жалованье, лишь бы старый дурак вернулся на работу, лишь бы выслушивать оскорбления Драйберга, видеть несвежее, восковое лицо старика, склонившегося над столом в «лавке»[2] и подсчитывающего барыши. А майор… Шон сжал кулаки так, что ногти чуть не прорвали кожу. В последний раз он видел майора с болезненно-серым лицом, помертвевшими глазами, похудевшего от болезни, к которой прибавились страшное разочарование и отчаяние.
А сейчас за столом, где еще полгода назад сидел майор, восседает капитан 2-го ранга в отставке Оливер Рэнделл, королевский Военно-морской флот, новый начальник Управления, чистенький, подтянутый, стройный, исполненный презрения. «Я хочу, чтобы на моем корабле команда была всем довольна. Но дисциплина чтоб не шалила. Я понимаю, что при прежнем руководстве дела здесь велись… по-дилетантски. Мы это все изменим. В кратчайшие сроки». И узкие губы актера кривились в улыбке, обаятельной, одновременно коварной и снисходительной.
