Годы спустя, когда я уже доставал ногами до пола и наклонялся, чтобы поцеловать Грейси в щеку, она продолжала наполовину разбавлять молоком мой чай. Может быть, она не хотела, чтобы я вырастал.
Если я приходил к ней прямо из школы, она усаживала меня рядом с собой на шезлонг, сжимая мою руку. Она хотела знать все о том, как прошел день. Что я выучил на уроках. В какие игры играл. С чем ел бутерброды. Она впитывала все детали, словно воображая каждый мой шаг.
У Грейси был классический случай агорафобии – боязни открытого пространства. Однажды она попыталась объяснить мне это, устав от моих расспросов.
– Ты боялся темноты? – спросила она.
– Да.
– Что, ты думал, произойдет, если выключить свет?
– На меня нападет чудовище.
– Ты когда-нибудь видел это чудовище?
– Нет. Мама говорит, что чудовищ не бывает.
– Она права. Не бывает. Так откуда же ему взяться?
– Отсюда. – Я похлопал себя по лбу.
– Точно. И у меня есть чудовище. Я знаю, что его не существует, но оно не уходит.
– Как оно выглядит?
– Десять футов ростом, вооружено мечом. Если я выйду из дома, оно отрубит мне голову.
– Ты это придумала?
Она засмеялась и хотела меня пощекотать, но я оттолкнул ее руку. Я ждал честного ответа.
Устав от этого разговора, она прикрыла глаза и поправила несколько прядок, выбившихся из аккуратного пучка на ее голове.
– Ты когда-нибудь смотрел фильмы ужасов, в которых герой пытается убежать, а машина никак не заводится? Он все поворачивает ключ и нажимает на педаль, но мотор кашляет и глохнет. А злодей уже приближается. У него нож или пистолет. И ты повторяешь про себя: «Быстрее уходи отсюда! Уходи! Он приближается!»
Я кивнул, глядя на нее во все глаза.
– Так вот, представь себе этот страх, – сказала она, – умножь его на сто, и ты поймешь, что я чувствую, когда думаю о том, чтобы выйти на улицу.
Она встала и вышла из комнаты. Беседа закончилась. Больше я не поднимал эту тему. Не хотел ее огорчать.
Я не знаю, как она жила. Время от времени юридическая фирма присылала ей чеки, но она складывала их на камин и смотрела на них каждый день, пока не истекал их срок. Полагаю, это была часть ее наследства, но она не хотела иметь дела с деньгами семьи. Тогда я еще не знал причины этого.
Она работала портнихой – шила свадебные платья и одежду для подружек невест. Я часто заставал гостиную увешанной шелком и органзой, будущая невеста стояла на табуретке, а Грейси – рядом, с полным ртом булавок. Тогда комната была неподходящим местом для мальчика – если только он не собирался предложить свой фасон платья.
