— Не кричи, Пол, — попросила Матушка и опасливо попятилась, так что между ними оказалась кровать.
— Церкви не нужны самоубийцы! — проревел Пол.
Это было глупо, но все равно его переполняли боль и горечь. В какой-то миг он был готов задушить тещу собственными руками, но вместо этого повернулся к двери и обрушил на нее сначала удар одного кулака, потом другого, словно хотел вогнать ее в стену.
Дверь дрогнула на петлях, все в гостинице затаили дыхание.
— Ей дадут отпущение, — сказала Матушка и снова заплакала от отчаяния. — Я позабочусь. — Она присела на постель и закрыла лицо руками. — Знаешь, что сказал отец? — прорыдала она, не в силах утаить то, что казалось ей правдой: — «Моя доченька всегда была счастливой. Что же это с ней сделали? Почему она наложила на себя руки?»
Полу и самому хотелось заплакать, что-нибудь сделать, чтобы умерить боль. Но этого ему не было дано.
— Не знаю, — произнес он. — И никогда не узнаю.
Взяв себя в руки, он повернулся и поспешно вышел. Большинство постояльцев быстро захлопнули двери, постаравшись скрыть, что подслушивали, но несколько дверей остались чуть приоткрытыми. Затаившиеся в номерах постояльцы представлялись ему жалкими червями, Полу хотелось бросить им вызов, но он понимал, что вызов принят не будет: на это ни у одного из них не хватит смелости. Их жизни были так же бесцельны, как и его, и столь же презренны.
С напускным спокойствием он двинулся по коридору; проходя мимо приоткрытых дверей, он хватался за ручки и с треском захлопывал двери.
Зимой в Париже выдаются дни, когда легкий ветерок, кажется, доносится с самого Средиземного моря, на фоне прозрачно-голубого неба платаны выглядят не такими уж голыми, а слабое солнце ухитряется выжать из холодной земли запахи жизни. Для весны, даже для обманной, еще слишком рано, но в воздухе уже ощутимо ее дыхание. Над головой — знаменитая парижская голубизна, в которую вписываются красные и желтые тенты кафе, плотный серый камень, серовато-коричневая ширь Сены.
Пол не выспался — большую часть ночи он просидел в кресле, однако его взбодрил непривычно свежий воздух. Прежде чем провалиться в глубокий сон, Жанна решила больше с ним не встречаться, но ясное утро поколебало эту решимость, а первая чашечка кофе вообще свела ее на нет. Они явились в квартиру на улице Жюля Верна почти одновременно. Скинув одежду в маленькой комнате, они упали на матрас в тесном объятии. Обещанное накануне было исполнено. Ожидание еще больше распалило их. Она стискивала его руками и ногами, словно искала защиты от накаленной страсти.
