– Ну, в такой обстановке им будет сложно убедить страховую компанию, – заметил Мэй. – Урон, нанесенный войной, должен их разорить. Можем ли мы проверить спонсоров?
– Я уже поручил это буквоеду Бидлу.
– Тогда, насколько я понимаю, сегодня ты уже не намерен работать.
– Послушай, прошлой ночью я спал четыре часа. Этим утром ударил мороз, а у меня в спальне дыра в потолке, откуда видно небо. Честно говоря, я думал пойти поспать в подземку, чтобы просто согреться.
– Не понимаю, как люди на это идут. Сегодня утром запах немытых тел на платформе «Ковент-Гарден» был ужасен.
– Джон, люди ко всему привыкают. Наше дело – проследить, чтобы они не привыкли к убийствам. Поднимусь наверх кое-кому позвонить. – Брайант поднялся с кресла. – Наслаждайся репетицией.
– Подожди-ка, – ответил Мэй. – Роль Тани Капистрании в спектакле. Каким способом ее убили? Балерина лишается своих ног. А исполнителя роли Юпитера…
– Раздавило небесным телом, – продолжил Брайант. – Да, мне в голову пришла мысль, что, возможно, это фрагменты какого-то грандиозного плана. Странно только, что это должно было случиться на сцене.
– Почему?
– О, полагаю, из-за иллюзорной природы театра. Все, что происходит на театральных подмостках, не более чем сплошной обман, визуальный парадокс. Если посмотреть на декорации сверху, понимаешь, что сцены, которые видишь из партера, суть лишь ряды расположенных под углом плоскостей с перемещающимися между ними актерами. Перспектива – нечто еще более обманчивое, чем кажется. А декорации – совершенно японские по подходу, наслаиваются одна на другую.
– Не понимаю, к чему ты клонишь, – заметил Мэй.
– Сам не знаю, – признался Брайант. – Нужно обмозговать утром, на свежую голову. Если, конечно, кому-то из нас удастся заснуть. Посмотрим, какие сюрпризы подарит нам лунный свет.
Что подарил лунный свет? Джон Мэй дошел до середины моста Ватерлоо и остановился. Позади него осталось огромное колесо обозрения – «Лондонский глаз», смотрящий на Темзу. Мэй поправил нейлоновый рюкзак фирмы «Найк», закрепленный ремнями на широкой спине. Ему нравилась современная одежда; людей старшего поколения она избавила от узких костюмов, галстуков, туфель с острыми носами. Он без смущения носил футболки и джинсы. Слишком уж он стар, чтобы следить за капризами моды.
Вода в реке была тускло-серого цвета, как асфальт. Ни в одну, ни в другую сторону не плыли лодки. Стоило ему закрыть глаза, как ему представлялись горящие баржи. Шум транспорта стих, и город погрузился в тишину. Во время лондонского Блица по утрам становилось так тихо и умиротворенно, что впору было вообразить себя живущим во времена проселочных дорог и деревянных лачуг. Ныне прошлое и тишина канули в Лету. Уцелели лишь какие-то фрагменты города, словно его когда-то изобразили на стекле и это стекло разбилось вдребезги.
