– Так нужно было поступить с самого начала, – брюзгливо заметил Брайант. – Допрос в официальном месте их расшевелит. Не надо было мне есть этот подозрительный мясной пирог за обедом, сейчас мне очень не по себе.
Мэй указал на полураздетых женщин, скачущих друг за другом по сцене.
– Наверное, тебя от всего этого коробит.
– Ничуть, – ответил Брайант. – Оффенбах был далек от целомудрия. Ведь, по сути, он бросил вызов пуританам своего времени, так что скорее всего не возражал бы против обнаженной натуры, хотя, возможно, и счел бы некоторые сексуальные сцены слишком откровенными – даже по меркам нашего предположительно просвещенного века.
– Можешь толком объяснить, как понимать, – Мэй махнул рукой в сторону сцены, – весь этот опереточный адский огонь и серу?
Брайант расстегнул жилет и помассировал свой раздувшийся живот.
– Ну, во-первых, это не опера, а опера-буфф.
– А в чем разница?
– В ней присутствуют мифологические, сверхъестественные элементы. Это фантазия. Задуманная как пародия.
– Значит, в самом конце не будет петь толстая дама?
Брайант покрутил головой и без особой теплоты во взоре принялся рассматривать своего напарника.
– Ты ведь не слишком большой ценитель музыки, верно?
– Ну, не знаю, люблю немного потанцевать под Гленна Миллера. Но всегда готов воспринимать новое.
– С первого взгляда узнаю настоящего технаря. Я видел, как ты слушал Освальда Финча, когда он распространялся насчет крови, лимфы и прочего. Ты навострил уши.
– Я просто подумал, что невредно во всем этом хоть немного разбираться. – Мэй постукивал пальцами в такт музыке.
– Должен сказать, все подозрительно предопределено. – Брайант размотал несколько футов шарфа и выпрямился. – Жак Оффенбах был предшественником Гилберта и Салливана. Не будь его, кто знает, началось ли бы вообще их совместное творчество. Его комические сюжеты имели огромный успех в Париже, хотя критики их не приняли. Опере «Орфей в аду» больше восьмидесяти лет. Давным-давно, когда шли ее первые постановки, все, кто мог позволить себе пойти в театр, имели какое-то представление о классике; таким образом, Оффенбаху удалось спародировать греческие легенды, и его юмор был всем понятен. В основу же произведения он положил и переработал самый известный из мифов об Орфее. Тот был сыном богини, спасшей аргонавтов от сирен. Спустился в подземное царство, чтобы вернуть свою возлюбленную, нимфу по имени Эвридика, которую укусила змея.
– О, что-то такое припоминаю. Плутон разрешил ему забрать с собой Эвридику с условием, что он не оглянется посмотреть на нее, пока она не выйдет на дневной свет, но тот оглянулся.
