— Ты к Советам свои руки не протягивай, Кулбатыр! — Баймагамбет тоже начал терять самообладание. И лицо его также потемнело от прилившей крови. Он видел, конечно, Кулбатыр в ярости, но бандит задел такое, за что Баймагамбет готов был ему глотку перервать. — Ты не трогай Советы, Кулбатыр! Если хочешь знать, что мне Советы дали, скажу, слушай только. Смотри на меня. Смотри на мой вытекший глаз. Вот и все, что я заработал у бая Жансары. Или ты не помнишь того дня, когда я бился с барымтачами[23]? Вместе с тобой ведь бились. Только тебе повезло, а я глаза лишился. И что же получил я в благодарность за это? Если бы не революция, так бы и умер в рваном полушубке... А ели мы с тобой хоть раз досыта? Как же! А чем платил нам бай Жансары за верную службу? Вот этим! — Он скрутил кукиш и показал его Кулбатыру. — Ты не смей трогать Советы. Они меня человеком сделали, одели и обули, дети теперь мои сыты и здоровы, а я перестал зависеть от капризов таких, как бай Жансары, волостной Темирбек.
Все за дастарханом давно позабыли о чае. Правда, Кошым пытался восстановить мир, урезонить спорящих, то и дело обращаясь к ним: «Перестаньте! Да остановитесь вы! Зачем горячиться?» Но его не слушали.
— Брешешь, собака! — уже не сдерживая бешенства, крикнул Кулбатыр. — Тоже мне — человек нашелся! А ну-ка покажи, может быть, уже рога на лбу выросли? Ничего, наступит для тебя день, как для той безрогой козы, которая вымаливала себе рога[24]. — Он буквально дрожал от ярости. — Удавиться готов, защищая свои Советы. Твоя Советская власть — это ублюдок Шанау, который отправил на десять лет гнить в тюрьме моего младшего брата лишь за то, что я однажды переночевал у него. Твоя Советская власть — это Ураз, который походя расстрелял моего отца. А вы кровопийцу назначаете судьей — хороша власть, нечего сказать! Да и тебя только за нос водят, похваливают, какой, мол, хороший! А ты и рад до смерти — надулся как индюк! Смотри, не пришлось бы пожалеть! — Кулбатыр готов был, кажется, испепелить Баймагамбета — глаза его горели адовым пламенем.
— А сам ты кого защищаешь, мерзавец? И чью кровь льешь? — зло выпалил Баймагамбет.
Лицо Кулбатыра исказила судорога.
— Кривая собака! — заорал он. — Ты у себя под носом только и видишь — не дальше! Если я и убивал кого-то — за дело! Такого, например, негодяя, как твой Ураз, для которого не существует закона, да таких подлецов, как ты, продавших за кусок хлеба свой род и племя. Чьи интересы я защищаю, спрашиваешь? Народа своего интересы. Народа! Хотел, чтоб Алаш стал самостоятельной ордой и не зависел от каких-то гяуров
