Руфь наклонилась к зеркалу и отковырнула что-то с лица. Снова нахмурилась.
– Что с ней такое? – спросила Либресса. – На нее непохоже. Может, за ужином что-то случилось, как думаешь?
Лицо Руфи ничего не сообщило, ибо у нее все на лбу написано. Когда она намыливалась, в ее искаженных чертах читалось все на свете – от счастья до уныния и безумия. После умывания она принялась растирать лицо густым кремом, пока белизна совершенно не исчезла под жирной пленкой. От этого Руфь стала напоминать хорошо сбитое тесто.
– Бедные поры. У меня дыхальца болят, когда я на нее смотрю, – сказала Либресса.
Когда Руфь чистила зубы, мы с Либрессой начали спускаться по стене. Пока она поднимала юбку, мы мчались по внутреннему краю унитаза, прямо под сиденьем. Это шанс постичь вечерние события.
Ее зад нависал над нами, разрастаясь и приближаясь с изумительной скоростью. Меня охватила первобытная паника. Когда на тебя садятся – это древняя опасность? Ягодицы заслонили свет, и я съежился подле Либрессы. Разогнавшийся зад совсем потемнел и упал. Унитаз содрогнулся, точно Голгофа. Темнота, безмолвие, неподвижность. Я умер.
Затем я услышал слабое «пффф»! Метан. В загробной жизни разве пукают?
Земля дрогнула и разверзлась, как и было сказано в Книге. Но вслед за тем излился свет, и я понял, что Апокалипсис не наступил. Я по-прежнему сидел в унитазе, а свет вклинился меж ягодицами Руфь и сиденьем, будто нож в жирный пирог.
Невероятные перемены. Столкновение с туалетным сиденьем трансформировало рыхлое тело Руфь в плотные стройные формы, упругие и тугие, точно недозрелая зимняя дыня. Ямки исчезли.
– Иисус, простерши руку, коснулся ее и сказал: хочу, очистись. И она тотчас очистилась от проказы, – проговорил я.
– Избавь меня.
Расщелина Руфи, невидимая за ягодицами, когда Руфь стоит, теперь показалась во всей красе. Великолепная черная шерсть тянулась от зада к переду, словно хвост песчанки.
– Что дальше будет? Я волнуюсь, – сказал я.
– Руфь в норме. У нее хорошая производительность, и ее отходы всегда ровные и темные, выходят регулярно, почти как у нас.
Но сегодня она явно в норме не была. Она заворочала ягодицами. Ее анус напрягся. Мне стало неуютно.
– Расслабься, – посоветовала Либресса.
Я видел склоненную голову Руфи в отверстие между ее покачивающимися телесами. Она дышала неглубоко и шумно. Замычала. Она что, молится?
– Сегодня вечер пятницы? – спросил я.
Ее ягодицы напряглись и покраснели, ноги подергивались. На всякий случай я пригнул усы.
