— Люси, ваша продолжительная практика в военном департаменте испортила вас. В гражданском мире так не делается.
— Мои слова не относятся к службе Джека, дорогая моя. Я спрашивала вас только ради интереса. Дайте мне три месяца сроку, и вы увидите, какие перемены произойдут в моем воспитаннике.
— Желаю успеха, но не могу не пожалеть, что толкнула вас на путь подобного развлечения.
— «Я сама скромность и заслуживаю бесконечного доверия», — процитировала м-с Хауксби из «Падшего ангела». Беседа закончилась одновременно с последним протяжным воинственным криком м-с Таркасс.
Злейшие враги м-с Хауксби — а у неё было их много — вряд ли обвинили бы её в бесполезной трате времени на этот раз. Отис Айир был одним из тех упорных, неподдающихся людей, которые могут прожить всю жизнь, не сделавшись ничьей собственностью. Десять лет, проведённые на гражданской службе её величеству в Бенгалии, большей частью в незавидных округах, не могли дать ему достаточных поводов для гордости и самоуверенности. Не настолько молодой, чтобы беспечно и с легкомысленным увлечением гоняться за чинами и назначениями, надевающими ещё более тесный хомут на шею, он не был ещё и так стар, чтобы остановиться на точке замерзания, благодарить судьбу за полученное и считать свою карьеру законченной. А когда человек стоит спокойно на месте, он чувствует самое лёгкое побуждение извне. Судьба сделала Отиса Айира одной из спиц колёса, на котором движется административный механизм. В общем безостановочном движении механизма отдельные единицы утрачивают сердце, ум, душу и силы. Пока правитель не заменит человеческую силу в государственной работе, всегда будет известный процент людей, использованных, истраченных только на рутину механизма. Потому что общие достижения и цели очень отдалены, а требования настоящего дня не терпят отлагательства. Канцелярии знают их только по именам. Они не принадлежат к числу видных людей в округах, с дивизионами и чиновниками, окружающими их. Они — только отдельные спицы колёса, стоящие в одном ряду, пища для лихорадки, разделяющие с земледельцем и запряжённым в плуг быком честь быть плинтусом, на котором покоится государство. Более старые из них уже утратили все свои стремления, молодые со вздохом откладывают их в сторону. Те и другие вооружаются терпением до окончания дня. Двенадцать лет в этом колесе, говорят, усмиряют сердце храбрейших и притупляют ум остроумнейших.
Из этой жизни сбежал Отис Айир на несколько месяцев, надеясь отдохнуть в небольшой компании знакомых мужчин. По окончании отпуска он вернулся бы в свою болотистую, заросшую, безлюдную Бенгалию, к местному доктору, местным ассистенту и магистрату, к дымной, душной станции, к нездоровой атмосфере города и беззастенчивому нахальству муниципалитета, не ставящего ни в грош жизнь вверенных ему людей. Жизнь вообще не ценилась там. Плодородная почва производила человечество, как лягушек в дождливую пору, и пробел, сделанный болезнью в один сезон, с избытком заполнялся производительностью другого. Отис был бесконечно счастлив, что мог сложить с себя, хотя бы на короткое время, свои обязанности, вырваться из кипящего, жужжащего, больного человеческого улья, бессильного помочь себе, но способного калечить, истязать и доводить до изнеможения ослеплённых людей, призванных, по ироничному определению правительства, заботиться об этом улье.
