Но это правило для людей обыкновенных… впрочем, кто считает себя человеком обыкновенным? Я умолкаю: люди необыкновенные, то есть гении, есть кометы, которые совершают путь неопределенный, не подлежат общим законам.
CCCXII
Лошади мои пристали, сбруя покрылась пеною, пар стлался над ними, как туман. Суруджи, также усталый, тщетно оббивал волосяной конец арапника и кричал: хи-мэ! мурилэ! [468] Таким образом тянулся я по улице-маре, через поду Могушой [469].
Вправо и влево бросались мне в глаза то бакалеи с широкими окончинами, то кафенэ, в которых сквозь двери и стеклянные простенки видны были прямо: черный очаг, уставленный различной величины кофейниками; посредине: жаровня; по сторонам: диваны; на диванах, в чалмах, кушмах и фесях, в фермелэ [470] и в мейтанах, усатые гости. Молча играют они в куонхину, в трик-трак [471] и, глотая кофе, обдают себя табашным дымом. Почти из каждого окна знаменитой улицы выглядывало женское лицо и провожало Странника любопытными взорами с мыслию: москаль! Я тешился, замечая различие этих выставлявшихся не на показ головок. То в шляпке с цветами – я видел только глаза; то в платке, опутывающем черную косу – свежесть и здоровье; то в мушках, осыпанных жемчугом и обложенных золотым кованым плетешком – протяжное слово: wus? [472]; то в белом или красном фесике – следы утомления; то в огромных накладных буклях – Пентефриеву жену, когда она смотрит на Иосифа [473]; то под прозрачным покрывалом – ложную стыдливость; то с приглаженными и заплетенными в косу волосами – смиренное бездушие; то с всклокоченными кудрями – загоревшее чадо табора.
Но вот наружность улицы постепенно лучше и лучше. При повороте влево, от сгоревшего дворца господарского, встречаются совсем другие предметы.
Расцвеченные венские коляски снуют взад и вперед. Купоны и куконицы, разряженные в атлас, в мусселин, в органди, в гроденапль, в gros-de berlin, в gros-de-tour, в satin-turc, в gros d'orient, в satin de la reine, в batiste d'écosse [474], в тюль, в кисею, в креп, в газ, в перкаль, в кашемир… в блондах, в кружевах, в шалях, в платках, в пелеринах, в шемизетках, в канзу, в шарфах, в корсажах, в вуалях, в колеретках, а la vierge, а la gardinière, а l'anglaise [475], в перьях а I'Inca [476], в платьях с рукавами в виде берета, в виде côtesdemelon, oreilles d'éléphant [477]… Устал!… словом сказать, во всех изменениях орнитологии, по системе венской, парижской и лондонской,
