Но смог бы он все объяснить, даже если бы захотел? Гэррет этого не знал.
В такси на него нахлынули воспоминания.
Чуть более года назад, в цветущем мае, Гэррет летел дневным рейсом в Париж. Рядом с ним, у окна, сидела девушка, казавшаяся до смешного молодой и невинной, – вряд ли ей было больше двадцати одного года, – которая задала ему несколько вопросов о полете.
Гэррет не мог наглядеться на ее робкие темно-голубые глаза, наивные и в то же время внимательные, матово-белый, но здоровый цвет лица, блестящие светлые волосы до плеч, стройную, но крепкую фигуру, которую идеально подчеркивал твидовый дорожный костюм. Покуда самолет не приземлился в Орли, они говорили без умолку.
Девушка сказала, что ее зовут Фей Уордор. Она сообщила, что ушла с работы (не сказав, с какой именно) отчасти из-за маленького наследства, оставленного ей покойной тетей; эти деньги она целиком истратила на заграничные путешествия – десять дней в Париже и неделя в Риме, – прежде чем поступить на другую работу в июне. Потом они выяснили, что будут проживать в отелях, расположенных недалеко друг от друга: Гэррет – в своем любимом «Мерисе», Фей – в большом, хотя и менее фешенебельном муравейнике на улице Риволи.
– Отели «Сент-Джеймс» [8] и «Олбени» [9]. Sic! [10] – смеясь, сказала Фей. – Звучит до ужаса нелепо.
– Вроде как «Гранд-отель» в Литл-Мармеладе?
– Да! Они всегда используют названия подобным образом. Хотя я сама достаточно невежественна – нигде не бывала и говорю по-французски, как школьница.
– А вам бы не хотелось попрактиковаться во французском языке, сходив вечером в театр?
– С удовольствием! – воскликнула Фей.
Они пообедали у «Фуке» и отправились в театр Сары Бернар, где насладились колоритной мелодрамой Сарду [11], исполненной с убедительным panache [12], на который способны лишь галльские актеры.
Так начались волшебные десять дней, которые Фей должна была провести в Париже перед отъездом в Рим. Они бродили по набережным, смотрели восковые фигуры в музее «Гревен» [13] и кукольную комедию на Елисейских полях, посещали оперу и ночные клубы со стриптизом, обедали на открытом воздухе при бледном свете уличных фонарей, проникающем сквозь листву каштанов. Обычно умеренный в потреблении алкоголя Гэррет пил больше вина, чем следовало, да и Фей в этом отношении не приходилось особенно уговаривать.
Но более всего Гэррет был очарован самой девушкой – ее энергией, жизнерадостностью, умом, чувством юмора. Она могла прошагать рядом с ним несколько миль без единой жалобы, но никогда не позволяла ему разговаривать с собой тоном доброго дядюшки. Это стало очевидным, когда Гэррет водил ее по старому Парижу – лабиринту серых улочек, где все напоминало о Средневековье и Возрождении, раскинувшихся вокруг музея «Карнавале»
