– Если хочешь вернуться с болот, будешь во всем слушаться меня.
Куда девался насмешливый шалопай, которого она нашла в своей ванне? Перед ней был мрачный, жесткий и бескомпромиссный человек.
Эрин уставилась в боковое окно, подавляя легкую внутреннюю дрожь, которую вызвали его слова.
– Ты только представь меня жрице. А дальше я все сделаю сама.
Тиг снова бросил на нее пронзительный взгляд. Она почувствовала его кожей.
– Ты будешь все делать так, как я скажу. Не забывай об этом.
Беспокойно ерзая на месте, Эрин не проронила ни слова, пока он вел машину по слабо освещенным луной закоулкам к окраине городка.
Затем Тиг свернул на узкую дорогу с глубокими рытвинами. Грузовик сильно трясло на ухабах, пока они не углубились на несколько миль в лес. Наконец, к неописуемому облегчению Эрин, машина остановилась у небольшого полусгнившего причала, спускавшегося к небольшой заводи.
Свет фар почти не рассеивал окружающую тьму. Эрин различила только причал и тускло поблескивающую полоску воды за ним. Тиг выключил двигатель.
От внезапно наступившей тишины у Эрин по спине пробежал холодок. Сцепив руки и зажав их между коленями, она услышала глухие удары и вздрогнула, сообразив, что это стучит ее сердце.
В оглушающей тишине она особенно остро ощутила присутствие человека, сидевшего рядом с ней. Кожу покалывало, волосы на затылке взмокли от пота, во рту пересохло, а соски напряглись.
В воздухе притаилась опасность. Это подсказывал инстинкт, отточенный за двадцать девять лет жизни. Она осязала ее кожей, ощущала ее вкус.
И эта опасность скрывалась не где-то в глубине зарослей.
Опасность была здесь, совсем рядом.
И больше всего пугало сознание того, что опасность была не в Тиге. Опасность была в ней самой.
– А где… – Голос звучал глухо и хрипло. Эрин осеклась и проглотила застрявший в горле комок. Неужели это ее голос?
Сумятица непривычных ощущений, завладевших телом, подчинила себе и мысли, вытеснив все остальное. Сейчас она могла думать только об одном – почему Тиг так на нее действует? И что можно с этим сделать? И когда?
– Это Байю Брюно, – прервал он затянувшееся молчание. – Здесь мы пересядем на мою лодку.
Байю Брюно. В переводе с каджунского диалекта это означает Черный омут.
Омут действительно черный… и с каждой секундой становится все глубже.
Догадывается ли он, как обостренно она реагирует на его голос? Хорошо, что в кабине темно. Лицо ее пылало, но мысль упорно работала в избранном направлении.
