Гард уставился в окно на пустой двор. Она стояла так близко, что он чувствовал ее тепло, вдыхал знакомый аромат. Стоит только сделать пару шагов, и женщина очутится в его объятиях. Он прижмет ее к себе и…
О, черт! Не хотел причинять ей боль, так нет же. И в пятницу вел себя как последний кретин, и сегодня не лучше. Похоже, всякий раз, когда видит ее, не может сдержаться. Лишь посмотрит на нее — вспоминается опять, как горячо ее любил и какую боль испытал, когда потерял. Да, у него действительно к ней немало вопросов, но столько же обиды, негодования и… безудержного желания.
Имей он хоть каплю чувства собственного достоинства, повернулся бы сейчас, ушел и никогда бы не вернулся. Вычеркнул бы ее раз и навсегда из своей жизни. Просто забыл бы, что она существует.
Однако легко сказать, но трудно сделать. Иначе он давным-давно так бы поступил. Нашел бы себе какую-нибудь бабенку, нарожал бы детей и воспитывал их, вместо того чтобы возиться по выходным с чужими. Так что забыть Мэйбл он сможет, только когда умрет. А умирать он еще не собирался.
По крайней мере в ближайшем будущем.
— Гард…
Она дотронулась до его руки — дыхание перехватило. Какая же это несправедливость, что такая потрясающая женщина, как Барбара, оставляет его совершенно равнодушным, а стоит этой лишь прикоснуться к нему — и он словно сам не свой.
Гард сделал шаг назад — рука ее упала. Повернувшись, взглянул на нее затуманенным взором.
— Прошу тебя, сделай мне одолжение, — нетвердым голосом попросил он.
— Какое?
— Сними этот кулон. Не время сейчас для такого рода воспоминаний.
Вспыхнув, Мэйбл прикрыла украшение рукой.
— Присядь на минутку, — попросила она. — Я мигом вернусь.
Хозяйка быстро поднялась по лестнице и скрылась. Вот теперь бы уйти — прекрасная возможность. Но он ею не воспользовался. Вернулся в гостиную и уселся на сей раз на диване.
Пусть у него напрочь отсутствует чувство собственного достоинства.
Пусть потом будет горько раскаиваться.
Но еще хоть несколько минут этого прохладного воскресного вечера он проведет с женщиной, сделавшей последние тринадцать лет его жизни кромешным адом, а несколько месяцев до того — сущим раем.
С женщиной, которая способна превратить его последующую жизнь или в то, или в другое.
Когда через считанные минуты Мэйбл спустилась вниз, перемена была разительной: вместо шикарного платья — джинсы со свитером, вместо модной гладкой прически — конский хвост. Скромные кроссовки сменили туфли на высоких каблуках. Главное — исчез этот чертов кулон. Теперь она выглядела более женственно и не казалась такой уж неприступной.
