Этого Вера, очевидно, и сама не знала. Сломав веточку, она задумчиво вертела ее в пальцах. Я не посмел произнести вслух то, что пришло мне в голову: нужно поискать в карманах или вещах убитых. Мне самому эта мысль показалась настолько омерзительной, что я тут же ее отмел.
Мы молча лежали рядышком, слушая пение птиц. Но вот Вера приподнялась и села. У нее мучительно болели ноги. Я снял свои башмаки и размотал бинт.
— На, возьми, — сказал я. — У меня нога уже совсем зажила.
Вера была тронута.
— Сокровище ты мое!
К моему разочарованию, она поцеловала меня совсем не так, как утром. Потом разорвала бинт на две части и перевязала стертые ноги. Бинты, правда, были грязные, в пятнах, но Вера на это даже не обратила внимания.
Лежа на спине, я глядел на шелестевшую над моей головой листву молодого дуба. В просветах возникали маленькие подвижные фигурки, словно вырезанные из голубого воздуха. Потом на ветку села яркая птичка с желтым клювом. Я глядел на нее не отрываясь. Она была такая маленькая, беззащитная и такая красивая, что у меня сдавило горло. Что общего у этой птички с войной или с людьми, которые ведут эту войну, ведь она об этом и понятия не имеет? Хорошо бы стать птицей и полететь домой без всяких дорожных указателей, без всяких преград, лететь все прямо и прямо, высоко паря над деревьями, над дорогами, забитыми людьми.
Теперь я знал, что в мире существует прекрасное и уродливое, приятное и отвратительное. Собственно, я и раньше это знал, но еще никогда не ощущал это так остро, как сейчас. Я только никак не мог понять, для чего уродливое и отвратительное вообще существует на свете. Великие люди могли бы это объяснить, но они все объясняли по-разному и всегда противоречиво.
Птичка слетела с ветки. Я провожал ее взглядом и мысленно прощался с нею: «До свиданья, птичка, лети себе вольно, лети под облака». Она не просто улетела — она выпорхнула из моего сердца. И мне было до слез жаль, что она исчезла.
Потом опять донесся гул, тот самый, что мы слышали в амбаре: тяжелые грузовики снова покатили по дребезжавшим доскам временного моста. Вот оно — уродливое, отвратительное, ужасное лицо войны.
— Слышишь? — спросил я.
— Да, — отозвалась Вера. — Это танки. Они опять двинулись вперед.
Нет, война еще не кончилась. Там, на шоссе, танки снова двинулись дальше. Они не могли долго стоять на месте. Этим черным дьяволам некогда гулять в лесу и любоваться птичками. Они торопятся вперед — уничтожать людей, дома и все, что попадется на пути.
