Насколько он мог судить, это был турецкий мокко.
— Для босниш мужик нормальны, для немец инфаркт, вкусно? — Зуберович засмеялся. Во рту у него почти не осталось зубов.
— Ваш сын…
— Тюрма не так плох, — отмахнулся он. — Мыть скор помош, знать от паста. Паста обещать.
Тойер не понял, что за пасту имел в виду босниец.
— У мужа плохой память из-за того, что он пережить в лагер.
Женщина убирала чашки. Если бы она чуточку привела себя в порядок, отдохнула и у нее появилась жизненная перспектива, она была бы красавицей. Комиссар похолодел от догадки, что супругам всего лишь под сорок, не больше.
— Лагер! — воскликнул Зуберович. — Ты немец не понимать. — Он снял очки. Вместо одного глаза оказалась впадина. — Мне колоть ножом глаз и сказать, где твой жена? Не этот, другой жена, Мангейм, мать Адмир. Я сказать нет. Тогда ножом к другой глаз…
Он сунул одноразовую зажигалку к лицу Тойера, комиссар отпрянул.
— Тогда я сказать где жена, ее поймать и…
Он сделал красноречивый жест. Тойер судорожно сглотнул, он понял, почему этой паре пришлось расстаться. Но вот того, что творили люди в последние пару десятилетий, этого он не понимал.
— Но одно я не сказать. — Зуберович широко ухмыльнулся, наклонился вперед и заговорщицки подмигнул.
— Да? — спросил Тойер.
— Я тебе сказать немецкий полиция карош…
— Да? — (Что, неужели в этом заключалась его тайна, которую он не выдал врагам?)
— Есть у меня клад в Босния. Зарыть в лес. Если деньги на поезд, выкопать. — Он выжидающе поглядел на Тойера. — Клад, я тогда богатый!
Полицейский стал поспешно прощаться. Женщина проводила его до двери.
— Вы гораздо лучше говорите по-немецки. А муж ваш… почему вы вышли за него?
— Мой другой муж умер в войну, у меня тут ребенок в приют, инвалид. Он, — она мотнула головой назад, — может остаться тут, из-за лагер. Раз я его жена, то и я могу остаться, и ребенок.
Тойер поморщился с сожалением:
— Жизнь-то плохая.
— Совсем никакая, — горько улыбнулась она. — Он не может работать, боли через полчаса. Все забывает, память плохой.
— А что с кладом?
— Ай, — она улыбнулась, но глаза остались серьезными, — может, он зарыл немного денег или сон видел. Большого клада нет, я уверена… Рассказывает каждому. Думаю, клад — то, что он потерял в лагере. Остальное — его фантазия.
— В тот день Адмир был тут?
Она кивнула:
— Он рассказывает, что делает. Мой муж мне рассказывает, я не была дома, убираюсь… — Она испугалась и закрыла рот ладонью.
Тойер потряс головой:
