И храм солнца видит Тутмос с его статуями царя, видит их каменные, неумолимые лики. Достаточно ли зорок его глаз, чтобы видеть правду, и достаточно ли тверда его рука, чтобы ее изобразить? Изо всех сил пытается он представить себе образ фараона, словно это может придать силу его рукам и оживить его фантазию. Но он не может отогнать и то, что уже неоднократно вставало перед ним. На него смотрят не узкие колющие глаза, а широко открытые, темные очи с веками, оттененными ресницами. Он не видит больше рта с толстыми губами, растянутыми в надменную улыбку. Перед ним совсем другой, красиво очерченный рот с рядом жемчужных зубов. Это девушка! Это та самая девушка, чье миловидное личико было первым человеческим лицом, однажды улыбнувшимся ему из мертвого комка глины. «Вот сюда я тебя привела», – услышал он ее голос.
«Она меня привела? – думает Тутмос, удивляясь. – Я ни разу не обменялся с ней словом! Я не знаю даже ее имени… – Ты мой друг… – Друг! Неужели она произнесла это слово? Друг, такой же, как Ипу? Ипу, лежащий рядом, чье протяжное дыхание звучит так мирно?»
Тутмос не может удержаться. Он привстает и смотрит на спящего. Нет, в комнате слишком темно, и он ничего не видит. И тем не менее Ипу ясно предстает перед глазами: открытое лицо и глаза, в которых светится доброе сердце. Он видит его твердый рот с тонкими губами и шрам на подбородке. «Я привел с собой друга», – сказал тогда Ипу старому Неджему.
И это Тутмос слышал не во сне. Это не было игрой воображения. Эти слова были живой действительностью! С самого раннего детства у Тутмоса не было никого, кому бы он мог высказать все, что лежало у него на душе, с кем бы мог поделиться своими мыслями. Никого у него не было! Когда мальчик хотел что-нибудь спросить, никто не отвечал ему, кроме его сердца! И наконец рядом с ним лежит человек, перед которым он, не таясь, мог бы открыть свою душу.
«Как хорошо, что он есть», – подумал Тутмос, опустился на лежанку и наконец заснул.
Сон юноши был так глубок, что утренний шум – громкие голоса во дворе и стук долот, звон которых разносился далеко вокруг, – не разбудил его. Только после того как Ипу потрогал его за плечо, Тутмос открыл глаза.
– Пора вставать! – сказал Ипу. – Скоро придет мастер.
Тутмос встал и пошел к колодцу. Он помылся в каменном желобе – поилке для скота. Вода обдала его утренней прохладой. «Наконец-то, – думает он, наконец-то все решится!» В этот момент калитка, ведущая в передний двор, открылась. Появился Бак, главный скульптор царя, – рослый, широкоплечий, с сухощавым лицом и властным взглядом.
