Бонни однажды заявила, что застенчивость – не более чем форма высокомерия. Смотришь на такого застенчивого и диву даешься – до того накачан самомнением, что трясется над каждым словом, вместо того чтобы тихо-мирно нести себе вздор, как все нормальные люди. Переминается с ноги на ногу, пингвин надутый, словно кого-нибудь его терзания волнуют. Лично ее, Бонни, ни капельки не волнуют. Ее от них наизнанку выворачивает.
Все это она отпустила, бросая на сына недобрые взгляды из-под набрякших век, пока Роберт исполнял свои еженедельные обязанности мусорщика в ее плавучем доме. Крупица правды в ее словах есть, признал он, – та самая соленая крупица, что в состоянии разбередить застарелую рану.
Признать-то он признал, и все же перед морем лиц, выжидающе обращенных к нему, чувствовал что угодно, только не самомнение. Неловкость – это да, в унизительно-болезненной степени… Роберт сделал глубокий вдох. Попытался взглянуть на себя глазами экскурсантов. Выдохнул.
– Итак… С чего начнем? – С глубокомысленным видом он обошел стеклянную витрину – центральный экспонат зала Европы и Америки.
Может, зрители решат, что он полностью владеет ситуацией. Туристы послушно потащились следом. Толпа была разношерстной, как всегда: несколько старушек-итальянок, американцы со Среднего Запада, супруги из Норвича, громила-француз, интересующийся содержимым своего носа куда больше, чем викторианской мебелью и фарфором.
– Так… По правую руку вы видите дубовый буфет, великолепный образец мастерства Фердинанда Ротбарта, выполненный в стиле, известном под названием готический Ренессанс…
Зевки. Неприкрытые. Чувствуя, что и сам вот-вот зевнет в ответ, Роберт изобразил приступ кашля. Ни один из выжидающих взглядов тем не менее от него не отлепился. Еще бы: каждый из зрителей, расставшись с пятью фунтами, хотел выжать экскурсовода на полную катушку. Бывало, впрочем, и хуже – в тех случаях, когда среди туристов затесывался настоящий спец или просто любитель истории. Уж тут на него обрушивался шквал вопросов, рассчитанных на то, чтобы загнать в угол. Роберт продолжал лекцию; голос его жил собственной жизнью, выдавая нужные интонации помимо воли хозяина. Ду-ду-ду, ду-ду-ду. Жалко бедных слушателей, ей-богу.
– О мастерах Викторианской эпохи зачастую несправедливо отзываются как о подражателях. В самом деле, они многое заимствовали из других стилей, однако качество их творений, их ревностное внимание к мельчайшим деталям заслуживают всяческого уважения и сводят на нет подобную критическую оценку. Относительно недавно зародившийся средний класс изъявлял желание продемонстрировать свое богатство. Взгляните, к примеру, на бюсты мистера и миссис Тернер, которые чета заказала, чтобы оставить о себе память для потомства. Выполненные в античном стиле, кому-то они могут показаться чересчур напыщенными, однако супруги Тернер были…
