Кто-то смотрел на нее. Он поднимался выше гор и занимал полнеба. Хотя от него исходил свет достаточный, чтобы осветить замок, Шарра знала — сам он темнее ночи. Он имел облик, подобный человеческому, и носил длинный плащ с капюшоном. Тьма под этим покровом была отвратительна. Тишину нарушали лишь дыхание Ларена, биение ее сердца и отдаленные крики птиц-плакальщиц, но в голове Шарры зазвучал демонический хохот.
Призрак в небе глядел вниз, на нее, и она почувствовала, как душу заполняет ледяная тьма. Замерев, она не могла отвести глаз. Призрак поднял руку, и рядом с ним появился еще кто-то. Крошечный, по сравнению с первым, призрак с огненными глазами, корчился, вопил и звал ее.
Шара пронзительно вскрикнула и отвернулась. Когда она вновь взглянула на стену, окон не было. Только спасительная стена, надежный камень в кольце горящих факелов и обнявший ее Ларен.
— Это всего лишь видение, — сказал он, обращаясь скорее к себе, чем к ней. — Мне не следовало испытывать твое мужество. Они наслаждаются, наблюдая за мной по ночам. Каждый из Семерых. Они возникают на фоне чистой тьмы неба и приводят тех, кого я любил. Теперь я не смотрю. По ночам я остаюсь в замке и пою, а мои окна закрыты камнем.
— Я чувствую себя… испачканной, — прошептала она, все еще немного дрожа.
— Пойдем, — предложил он. — Наверху есть горячая вода. А потом я спою тебе. — Он взял ее за руку и повел в башню.
Пока Ларен ходил за инструментом и настраивал его, Шарра приняла ванну. Когда она вернулась, закутанная с головы до ног в большое пушистое полотенце, он был готов. Она села на кровать и стала сушить волосы.
А Ларен вновь ткал видения.
Теперь он пел о другом своем сне, где был богом, враждующим с Семью. Музыка, резкая, дикая, пугающая, взрывалась вспышками света. Блики сливались в алое поле боя, где туманно-белый Ларен сражался с призраками ночных кошмаров. Семеро окружили его, нападали и отступали, нанося удары копьями из абсолютной тьмы, а Ларен отвечал огненными вихрями. Но, в конце концов, Семеро одолели, свет угас, и песня вновь стала тихой и печальной. Видение затуманилось, замелькали столетия одиночества.
Тяжко упали последние звуки, угасло мерцание красок, и Ларен начал новую песню. Пальцы замирали над струнами, голос был неуверен. Он сочинял на ходу, подбирая слова и мелодию, Шарра знала почему. На этот раз он пел о ней, балладу о ее странствиях. О любви и бесконечных поисках, о различных мирах, о темной короне и стражах, поджидающих у Ворот.
