Как и в прежних своих книгах, Йозеф Томан вводит читателя в дворцы и хижины, знакомя его с представителями всех слоев общества. И так же, как и в романах «Человек откуда-то», «Дон Жуан» и «После нас хоть потоп», главная проблема романа – отношение героя и народа. Давид Грон, во многом автобиографический герой первой повести Томана, видел выход из духовного кризиса современного общества в простой и уединенной жизни на лоне природы. Прямой противоположностью ему был деятельный Кайман, любимец бедняков, почти со сказочной легкостью добившийся торжества справедливости. Путь графа де Маньяры – это путь от бунтарского одиночества к служению «бедным и несчастным». Одинокий Сенека, исповедующий, в сущности, ту же жизненную философию, что и Давид Грон, убеждается в бессилии своей проповеди, обращенной к правящему классу, в бессилии мысли, не овладевшей массой. В конце романа он ищет понимания у собственного раба и осознает, что «единственный истинный римлянин» – актер Фабий Скавр, черпающий свою силу в обитателях Затибрья, которые ежедневно покрывают римские стены крамольными надписями. Сократ, как бы объединяющий духовную зоркость Сенеки и самоотверженность Фабия Скавра, сталкивается с тем, что и народ неоднороден и неоднозначен в своем поведении. Долг личности, понимающей свое историческое назначение, – и служить народу, и быть «оводом», жалящим его, пробуждающим его от апатии, смирения, самоуспокоенности.
Связь образа Сократа с героями предшествующих книг Томана отчетливо сознавал и сам автор: «…почему я выбрал героем своего нового романа именно Сократа? Это мой излюбленный тип: веселый народный философ, полный оптимизма, и – что уж ходить, как кот вокруг горячей каши, – такой же неистребимый оптимист, каким был мой отец, каким ощущаю себя я.
Если оглянуться назад, то такого мудрого старика, как Сократ, я найду почти в каждом своем романе…
Но Сократ, этот нестареющий старец, малоизвестным девизом которого были слова „Кто хочет сдвинуть мир, пусть сдвинет себя“, одновременно и родной брат моих бунтарей против несправедливости и насилия власть имущих, будь то продавец мазей Кайман, актер Фабий или Дон Жуан».[9] Йозеф Томан отмечал и композиционное сходство своего последнего исторического романа с предыдущими: с романом «После нас хоть потоп» его роднит «широкое изображение эпохи и событий», с «Дон Жуаном» – особенности романа-биографии, охватывающей путь героя от рождения до смерти. Авторы действительно проявили себя мастерами композиции.
