Дон Жуан. Жизнь и смерть дона Мигеля из Маньяры | страница 31
Черные столетия, покачиваясь, проходили над горами, текли в потоках крови, во вздохах боли и радости по долине реки. Словом, золотом и насилием подчиняли себе мужчины дочерей человеческих, и дьявол поддерживал их в этом.
Бог!
Сатана!
Кто кого? Кто чью сторону возьмет?
Ликуй, Андалузия, рождающая прекраснейших дочерей человеческих и самое гордое племя мужчин! Веселись, танцуй и люби, о колыбель любви!
На колени, андалузцы! Бог трепещет от гнева, взирая на ваши грехи. Кайтесь, дабы отступились от вас силы зла! — так проповедуют иезуиты.
Вся ты — одно брачное ложе, о Андалузия! — так поют девушки на берегах твоих рек.
Ты — преддверие ада, Андалузия! — гремит братство Иисусово.
Кто любит — не стареет, — вот твоя древняя поговорка.
Кто любит — предался пороку и вечному проклятию.
Умереть за любовь!
Умереть за слово божие!
Всех вас — на костер! Спалить до тла распутников!
Кто в силах противиться любви — люди, ангелы, святые угодники?
К голосу света или к голосу тьмы прислушиваешься ты, Мигель?
О человек, в котором столь резко чередуется свет и тьма! Пламенное создание, — все, что ты чувствуешь и делаешь, переживаешь со страстью, сжигающей тебя. Четки в одной руке, шпага — в другой. Между крайностью греха и крайностью святости — грань тоньше волоса. И неведома тебе, о воспламеняющаяся душа, простая, радостная жизнь!
Утром — половодье смирения и чистых помыслов, вечером — полыхает жажда наслаждений. Но и утро и вечер — равно головокружительны. Вечно — головокружение, и бег, и полет, и пылающий жар.
В огненном воздухе Андалузии человек тех времен становился фанатиком.
К богу или к сатане, но всегда без оговорок, без границ, до конца. И ждет человека либо святой ореол, либо мученический венец на костре.
Войдя в часовню Пречистой Девы, Мигель преклонил колени у алтаря.
На алтаре — большое изваяние Мадонны, на ней голубые и белые ризы, на губах, алых, как надкушенная вишня, — нежная улыбка.
К лику Мадонны воспаряет желание Мигеля. Приблизиться к ней! Коснуться! Погладить!
Ужас! Какая греховная мысль… Молись! Молись!
Какая молитва будет мила тебе, пресвятая?
И шепчут уста мальчика молитву святого Франциска — первую пришедшую ему на ум:
Клонит голову коленопреклоненный Мигель, и сердце его дрожит, как вдруг на глаза легли две мягкие маленькие ладони.
— Кто, отгадай! — пропел девичий голос, трепетный, как крылья бабочки.