Он перевязал и другую ее руку, а потом опустился на корточки. Она подобрала подол – ровно настолько, чтобы он смог перевязать ей коленки. Поднявшись, он уже чувствовал, что ему удалось вернуть капельку ее доверия, но только капельку. Оно угадывалось в ее глазах, пробиваясь сквозь неуверенность и страх.
И боялась она не столько их, сколько его.
По меньшей мере странно было осознавать, что она его боится. Никто и никогда не смотрел на него так. Так, словно он... нес в себе угрозу.
– Макс, я... я ничего не рассказала им.
– Знаю.
– Ничего... потому что ничего не помню. – Она опустила глаза, густые ресницы легли и тут же снова взметнулись вверх. – И тебя не я помню. Совсем не помню.
– Я знаю, Мари. – Он протянул руку и, осторожно взяв ее за подбородок, провел пальцем по ямочке. – Ты вспомнишь. Обязательно вспомнишь. А пока положись на меня. Больше им не удастся разлучить нас.
Прозвучало убедительно.
Чертовски убедительно.
Она не ответила, лишь прерывисто вздохнула. Ее губы были полуоткрыты.
Макса обдало жаром. Ее губы были так близко, что стоило ему чуть наклониться...
Он быстро подавил это желание. Эти губы будут поопаснее пули.
– Макс, я когда-нибудь буду дома?
Она не знает, что месяц назад дом ее сгорел дотла. Не знает, что сестра ее мертва, а брат заточен в Бастилию.
И он не может рассказать ей об этом.
Забвение, постигшее ее, сделало ее невинной и трогательно-беззащитной, но он знает ее жестокую сущность.
Она враг. Он доставит ее в Англию, и пусть секретные службы занимаются ею. Она ввязалась в опасную игру и проиграла ее.
Наступил час расплаты.
– Макс, – позвала она.
Он убрал руку и отступил от нее.
– Нам пора.
– Но скажи, я буду...
– Да. Будешь. Рано или поздно ты будешь дома.
Он лгал.
Одной ложью больше, одной меньше – какая разница?
Свобода. Она верила, что, вырвавшись оттуда, из царства стонов и тьмы, она обретет свободу. Только сейчас поняла она, сколь наивной была эта вера, и уже не знает, суждено ли ей когда-нибудь ощутить себя свободной. Она не чувствует себя в безопасности даже рядом со своим спасителем.
Особенно с ним.
Прежде чем они покинули гостиницу, она, углядев в комнате таз с кувшином, выпросила у него несколько минут на то, чтобы помыться. Сейчас, когда она наконец поела и выпила сидра, желудок ее уже не болел от голода. Но лучше ей не стало. Ни теплый ночной ветерок, овевавший лицо, ни размеренный шаг коня, ни крепкая рука, поддерживающая ее за талию, не снимали напряжения, сковавшего все ее существо.
