Я открыл, что может означать лояльность и взаимоуважение. Я научился также и терпимости. В то время, когда отец Джейн относился ко мне как к какому-то анонимному младшему чиновнику, которого он вынужден забавлять на торжественном приеме, и время от времени, хоть и с явной неохотой, угощал меня рюмочкой домашнего бренди еще 1926 года изготовления, мать Джейн дословно содрогалась, когда я входил в комнату, и кривилась, как только я, забывшись, переходил на свой выразительный акцент Среднего Запада из Сент-Луиса. Относилась же она ко мне с ледяной вежливостью, что было намного хуже, чем откровенная враждебность. Она прилагала всевозможные усилия, чтобы только со мной не разговаривать. Например, она спрашивала у Джейн: «Выпьет ли твой муж чая?», хотя я сидел тут же, рядом. Но Джейн с загоревшимися глазами отвечала:
— Не знаю. Сама спроси его. Я все же не ясновидец.
Причина была проста: я не учился в Гарварде, я жил не в Хюанниспорт, даже не в Бек Бей, к тому же я даже не принадлежал к загородному клубу. Когда Джейн еще жила, они имели ко мне претензии, что я испортил жизнь их ребенку, а когда она погибла, то обвиняли меня, что я ее убил. Они не винили водителя грузовика, который должен был уступить дорогу, они не винили механика, который не проверил тормозов. Они обвиняли только меня.
Как будто, прости меня, Боже, я сам себя не обвинял.
— Я уладил все платежные вопросы, — сказал мистер Бедфорд. — Я заполнил формуляр 1040 и потребовал возвращения затрат на врачебную помощь в госпитале, хотя было очевидно, что это бесцельно. С этих пор… гм… я буду передавать твои счета мистеру Роснеру, если ты ничего не имеешь против.
Я кивнул головой. Естественно, Бедфорды, желали как можно скорее избавиться от меня, но, конечно же, так, чтобы это не выглядело излишней поспешностью или отсутствием хороших манер.
— И еще одна мелочь, — продолжал мистер Бедфорд. — Миссис Бедфорд желала бы оставить на память ожерелье из алмазов и жемчуга, которое принадлежало Джейн. Она считает, что с твоей стороны это был бы прекрасный жест.
Было видно, что эта просьба глубоко озаботила мистера Бедфорда; но было ясно и то, что он не осмелился бы появиться домой с пустыми руками. Он барабанил пальцами по краю стола и неожиданно повернул голову в сторону, как будто бы это не он упомянул об ожерелье, а кто-то иной…
— Учитывая при этом стоимость ожерелья… — небрежно бросил он.
— Джейн дала мне понять, что это семейная реликвия, — сказал я самым мягким тоном, на который только был способен.
