Пока что Жюль учился в колледже и на досуге писал стихи, — вернее, куплеты для своего приятеля Аристида Иньяра, молодого композитора, уехавшего в Париж и там зацепившегося за нечто столь неприбыльное, что, по его же словам, не окупало ночной свечи и тряпки для смахивания пыли с рояля.
«Приезжай сюда, ко мне, — писал Аристид Жюлю. — В Париже много едят только дураки и те, кому нечего делать. Нам вполне достаточно будет трех обедов в неделю, но зато мы получим право поплевывать на все стороны, щурить глаза на всех и каждого и рукоплескать идущим впереди нас. Бросай все и приезжай. Мы покорим Париж!»
Планы на будущее у Жюля были таковы: окончить колледж и, не огорчая отца, поступить на юридический факультет Парижского университета. А дальше видно будет. Всё же отец есть отец, — после матери он первый, кого необходимо уважать и слушаться. Отец трудится не столько для себя, сколько для детей своих. Это убедительно и священно.
Слова Поля о рыжем посетителе совершенно неожиданно вернули Жюля к его детству, к мечтам о таинственных исчезновениях и вполне возможных перемещениях в области привычных представлений о том, кто ваши родители, — а вдруг совсем не те, кого мы называем отцом и матерью? А вдруг ты сын принца; что тогда? Тогда нужно заявить тому, кого называешь отцом: «Папа, как выяснилось, я очень высокая особа, но это ничего не значит, я остаюсь твоим сыном, но живу с очень проказливой мыслью о своем могуществе!»
А что, в самом деле! Разве нельзя допустить, что этот рыжий посетитель пришел к Пьеру Верну только затем, чтобы открыть ошеломительную новость: «Ваш сын Жюль — мой сын, почтенный месье Пьер Верн! Я достаточно богат для того, чтобы воспитать его во дворце под кущами каштанов, среди райских птичек и золотых рыбок! Жюль, — скажет этот Барнаво, — собирайся, мы едем»… Куда едем? Да никуда не поедем, а просто страшно интересно!..
— Знаешь, Поль, — признался Жюль брату, — я совсем не маленький, но этот таинственный Барнаво играет на каких-то еще отлично звучащих во мне струнах самой идеальной романтики! Я хожу и воображаю черт знает что! Даже стыдно! Этот Барнаво хорошо одет?
— На нем крестьянская куртка и синие узкие штаны, — ответил Поль. — На голове соломенная шляпа, — она сидит, как дамская шляпка на голове Моисея. На ногах деревянные башмаки и через плечо на ремне кожаная сумка. В ней Барнаво держит копченую рыбу и флягу с ромом. Он курит трубку, набитую табаком третьего сорта. Старик остроумен и хорошо знает литературу. Я беседовал с ним минут двадцать. Ты никуда не уходи, Жюль, а то он придет, и опять в твое отсутствие. Папа что-то знает о нем, но не хочет сказать, что именно.
