– И очень часто это делаю. Если это неизбежно, то надобно стараться заранее к нему привыкнуть.
– Привыкнуть! – прервал я с удивлением. – Да на что вам к нему привыкать – ведь этот замок тюрьма…
– Хуже, – прервал незнакомый. – Это римская Бастилия, а кто знает парижскую… Но вы меня не поняли: это здание не всегда было тюрьмою. Знаете ли вы, для чего оно было построено?
Я почти обиделся этим вопросом. Спросить у магистра Дерптского университета, знает ли он, что замок святого Ангела был некогда мавзолеем императора Адриана![91] Да этот вопрос стыдно даже сделать и студенту. Я закидал незнакомца историческими фактами, прочел ему наизусть сказание знаменитого Прокопия[92] о том, как Велизарий[93], осажденный в Риме готами, защищался, бросая в них мраморные статуи, которыми этот мавзолей был украшен, как в средние века папа Бонифаций IX[94] превратил его в крепостной замок, как герцог Бурбонский, осаждая в нем папу Климента VII[95], был убит на приступе.
– После этого… – продолжал я.
– Хорошо, хорошо, – закричал незнакомый, стараясь прервать поток моего красноречия. – Я вижу, вы человек умный, но дело не в том: если вы знаете первобытное на значение замка святого Ангела, то поймете, для чего я прихожу смотреть на это роскошное кладбище, построенное для одного покойника. Смерть – зло неизбежное! – продолжал незнакомец с глубоким вздохом. – Да, неизбежное! – прибавил он почти шепотом. – Даже и для того, кто измеряет свою жизнь не годами, а столетиями.
– Как столетиями! – повторил я. – Да неужели есть такие люди?
Незнакомый вздрогнул и, как будто бы спохватясь, сказал с улыбкою:
– Вы опять меня не поняли. Разве жизнь целой нации не походит на жизнь одного человека? Разве повелитель бесчисленных народов, владыка мира, древний Рим, не умер, как умер вот этот, быть может, безвестный гражданин, – продолжал незнакомый, указывая на похоронную процессию братьев кающихся, которая в эту минуту показалась на берегу Тибра. – Не думаете ли, что обширная могила, которую мы называем Римом, хотя несколько походит на этот гордый, могучий, кипящий жизнью Рим? О, если б вы его видели! – прибавил незнакомец, и черные глаза его засверкали, – если б вы видели этот живой Рим, эту родину всего высокого и прекрасного, вы не стали бы тогда называть римлянами народ, который выдумал арлекина, создал паяца и славится своими макаронами, а Римом – этот жалкий город, напоминающий мне цыганский табор, расположенный на развалинах Пальмиры
