В то же время мой талант предсказателя все более развивался, и нельзя умолчать о новом доказательстве этого.
У одного банкира, где я открыл себе кредит, меня однажды познакомили с квакером, который пользовался репутацией человека очень целомудренного и чрезвычайно скупого одновременно. Он так выставлял в разговоре свою сдержанность и свою экономность, что я забылся и сказал, мол, буду удивлен, если в скором времени ему придется заплатить тысячу фунтов стерлингов за любимую женщину. Это казалось таким невероятным, и все так смеялись. Я же почти оскорбился и ушел в сопровождении маркиза Аллиата, итальянского дворянина, путешествовавшего вместе со мной.
В этот день у нас не было никакого определенного занятия и мы воспользовались случаем осмотреть городские памятники, из которых многие настолько грандиозны, что было уже довольно поздно, когда мы вернулись в отель, так как заходили еще в трактир.
Прощаясь со своим спутником, я услышал громкие крики в спальне Лоренцы. Мы бросились туда вместе с Аллиатом. Моя возлюбленная жена боролась с каким-то человеком, который пробрался к ней в комнату и крепко обнимал ее, несмотря на яростное сопротивление. Нам скоро удалось одолеть непрошеного гостя, и моим первым побуждением было отдать его в руки правосудия, но Аллиат заметил, что в такого рода делах скандал всегда неприятен. Но есть другое средство наказания, и виновник, без сомнения, не колеблясь, если только у него есть какое-нибудь состояние, отсчитает нам порядочную сумму денег, чтобы избежать палочных ударов и доноса.
Я возражал. Мне было неприятно получить деньги в столкновении, в котором подвергалась опасности честь моей жены и моя собственная. Но когда Лоренца сказала, что перенесенные ею оскорбления не невознаградимы, смягчился и согласился взять тысячу фунтов стерлингов. Виновный покорился этому.
Судите же о моем удивлении, когда, помогая ему, – после того, как он передал нам расписку, – надеть нечто вроде рясы, я вдруг узнал квакера, славившегося своей скупостью и целомудрием.
Однако божественное качество, которым я был обязан природе гораздо более, чем искусству, не нашло бы достойного применения, если бы не одно обстоятельство, изменившее мою жизнь и определившее мою судьбу.
Глава Х
О черном зале; о белом зале; о различных вещах, которые я думал, что вижу, и о человеке, которого я увидел
Я уже четыре года был по-прежнему влюбленным мужем прекрасной Лоренцы и жил во Франкфурте-на-Майне, замечательном своей ратушей. Однажды вечером выходил из игорного дома с моим другом маркизом Аллиатом. Хотя он и сыграл со мной некогда очень скверную шутку, оставив нас с Лоренцой без гроша в гостинице в Данциге, я любил его и охотно прощал кое-какие недостатки, такие как ложь, мошенничество, пьянство, ибо надо помнить, что человек несовершенен; и сердился только за то, что он носил дворянское имя, хотя был незаконным сыном одного бернского ростовщика. По-моему, нет ничего предосудительнее, чем присвоить себе дворянский титул, как нет и ничего более пустого, ведь истинное благородство есть благородство души.
