Едва мы оставили монастырь Аннунциаты, как я сказал своему сопернику:
– Идем, перережем себе где-нибудь горло.
– Нет, я не согласен, – сказал он.
– Разве вы не умеете владеть шпагой?
– Где мог этому научиться, граф? Еще вчера я был бедным аббатом. Вы видите, на мне до сих пор ряса.
– Каждый человек может взвести курок пистолета и послать пулю в голову своего соперника.
– Я чувствую непобедимое отвращение к огнестрельному оружию.
– Но есть еще дуэль другого рода, более подходящая для людей с кротким характером.
– Какая?
– Готовят две совершенно одинаковые пилюли, одну из чистого меда, другую – из меда, пропитанного аква-тофаной, противники проглатывают их, не зная, где какая, и таким образом кончают свой спор.
Ромео расхохотался.
– Вы, значит, очень хотите отделаться от меня?
– Да, синьор аббат.
– Но у меня, синьор граф, нет никакой причины желать того же, так как Лоренца любит меня и я женюсь на ней.
Нужно было признать этот ответ вполне логичным.
– А если после вашей свадьбы я буду ухаживать за Лоренцой? – спросил я.
– Я перестану пускать вас к себе и дам знать полиции.
У этого человека на все был готов ответ. Тем не менее, я взял его под руку:
– Вы правы.
И мы заговорили о другом.
Я повел его к продавцу платья, чтобы он переменил свою рясу на светский костюм.
У меня был самый беззаботный вид, как будто я и не думал более о Лоренце. Я говорил Ромео, что такое-то платье идет ему, но другое – гораздо лучше. Мы были похожи не на соперников, а на двух нежных друзей, так что он, наконец, сказал мне:
– Так это вы, только шутя, говорили о дуэли? Лоренца вышла из монастыря, и был назначен день свадьбы.
Чтобы не привлекать внимания публики к делу, которым она и так уже занималась слишком много, кардинал, который должен был соединить новобрачных, решил, что свадьба будет отпразднована скромно в церкви Спасителя, в маленьком приделе Святой Девы. Кроме того, было решено, что жених, несмотря на установленный обычай, накануне свадьбы не будет петь невесте серенады. Это очень не понравилось Ромео, после Лоренцы и вина ничего более не любившему, чем музыку. Но бакалейщик, бакалейщица и даже их дочь противились всякому шуму.
Между тем у Лоренцы едва хватало времени, чтобы подготовить костюм. Ее подруги приходили помогать ей шить подвенечное платье. Ромео и я постоянно бывали у них, так как Ромео помирил меня с родителями, и на эти вечера приносили пирожки и сладкие лимоны. Мы болтали с хорошенькими девушками, поднимали им ножницы, нитки, наперстки.
