Рэйчел извивалась от прилива первобытной страсти. Скоро он овладеет ею... Но ее ожидали новые невиданные удовольствия. Отпустив ее руки, он стянул с нее панталоны и отбросил в сторону. Он начал ласкать самый сокровенный уголок ее плоти, а потом раздвинул его пальцами.
Рэйчел выгнула спину, тяжело дыша в приступе блаженства от горячих ласк его требовательного рта, которые зажигали всю ее мучительным пламенем. Его руки, скользнув вниз, гладили кожу под ее коленями, и Рэйчел ощутила, как внутри у нее что-то начало бесшумно взрываться. Она громко вскрикнула от возбуждения и замерла.
Гриффин неожиданно ухмыльнулся.
– Теперь им будет о чем поговорить какое-то время,– поддразнил он Рэйчел.
Девушке было все равно, слышали ли лесорубы ее крик. Сейчас ее не волновало ничего, кроме завершения чудесного ритуала, доведения его до естественного финала. Гриффин это понял. Он опустился на нее сверху и осторожно вошел в нее. Едва заметная, краткая боль – и снова пульсирующее, захватывающее наслаждение. Оно возрастало с каждым движением их тел, с каждым приглушенным стоном, пока оба они не забылись в безумном вихре полного освобождения.
Она спала.
Гриффин прислушивался к ее тихому сладостному дыханию и не мог простить себя за то, что обошелся с ней подобным образом. Он был так уверен, что она не девственница – так дьявольски уверен. Но он ошибся и теперь чувствовал себя бессовестным вором. Он не имел никакого права желать ее – ему нечего было ей предложить.
Случайный лунный лучик упал на ее лицо, и Гриффин тяжко, удрученно вздохнул. Что он может дать ей? Разумеется, верность – сама мысль о том, что он сможет приходить к ней, когда захочет, лишала его интереса к другим женщинам,– уютный дом, деньги, страсть. Страсть – это несомненно.
Но она заслуживала большего, куда большего. Она заслуживала любви, а Гриффин Флетчер больше не обладал способностью к этому высокому, благородному чувству.
Но даже вновь утверждаясь в своем прежнем, весьма мучительном решении – как можно скорее отослать Рэйчел из Провиденса, Гриффин опять почувствовал непреодолимую потребность в ней. Когда он привлек ее к себе, она проснулась и потянулась к нему – нетерпеливая, сонная и теплая.
Рождение нового дня оставило Джонаса Уилкса безучастным; его нервы были на пределе после тягостной ночи, от недостатка сна очертания предметов расплывались перед глазами.
Где Рэйчел? Этот вопрос продолжал преследовать его столь же неотступно, как преследовал в течение всей этой долгой, истерзавшей его ночи. Джонас обыскал салун и палаточный городок, а его люди опросили Филда, Молли и даже Чанга, повара-китайца. Где бы она ни находилась, она была с Гриффином. В тысячный раз после исчезновения Рэйчел с пикника Джонас закрывал глаза, предаваясь полному, сокрушительному отчаянию.
