В то же мгновение ближняя к кровати Джонаса дверь распахнулась и комната осветилась дрожащим светом керосиновой лампы. Маккей. Джонас с отвращением уловил исходившую от вошедшего слабую вонь.
– Виски или чего-нибудь еще, босс? Джонас закрыл глаза, сглотнул слюну:
– Приведи доктора.
Раздался тихий стук металла о дерево. Он повернул голову и увидел ружье Маккея, прислоненное к дверному косяку. Про себя Джонас рассмеялся: этот дуралей все время стоял на часах в коридоре!
Маккей внес лампу и поставил ее на ночной столик возле кровати Джонаса.
– Но, босс, это ведь он...
Боль становилась невыносимой.
– Делай что сказано. Иди за доктором.
Маккей поспешно вышел, и хотя это стоило Джонасу больших усилий, он протянул руку и достал из ночного столика свои карманные часы. Открыв крышку, нажал на маленькую кнопочку, и в ответ раздалась странная нежная мелодия. Он сощурился и разглядел – почти десять часов.
Джонас ждал, вспоминая свою взбалмошную, впечатлительную мать и то, какие большие надежды она питала, когда дарила ему эти необычные часы. «Прости, мама»,– подумал он с мрачной усмешкой.
Он услышал отдаленный тяжелый бой больших часов, стоящих внизу в прихожей, но после этого потерял счет времени. Боль накатывала на него волнами и, схлынув, оставляла ощущение тошноты, потом вновь обрушивалась на него в тот момент, когда он пытался побороть ее.
Наконец в дверях возникла длинная тень. Не говоря ни слова, Гриффин Флетчер бросил свой саквояж в ногах кровати, откинул одеяло и принялся обследовать Джонаса, ощупывая его быстрыми умелыми руками.
Джонас сносил все это молча до того момента, когда Гриффин вытащил из саквояжа шприц и наполнил его жидкостью из стеклянной ампулы.
– Знаешь что, Гриффин? Ты благородный человек,– сказал он без всякого одобрения в голосе.
– Я полный идиот,– бесстрастно ответил Гриффин, впрыскивая содержимое шприца в руку Джонаса.
– Верно,– согласился Джонас.
Гриффин бросил шприц и ампулу обратно в саквояж.
– Опухоль спадет через два-три дня, – сказал он. – На этот срок твои романтические похождения придется сильно сократить.
– А как насчет того месива, в которое ты превратил мое лицо?
– К сожалению, только временно.
Боль начала понемногу убывать, и Джонас засмеялся:
– Как жаль, что мы с тобой враги.
Гриффин вскинул бровь и резко захлопнул саквояж.
– Не надо сантиментов, Джонас. Моему терпению есть предел.
Джонас почувствовал себя заметно лучше и принял сидячее положение.
– Предел? Не знал, что ты вообще обладаешь терпением, чтобы можно было положить ему предел. Ты уверен, что не останется никаких серьезных повреждений?
