С. Гайыблы вошел в центральную сберегательную кассу номер 3538, около нового универмага, и вспомнил вдруг старую, видавшую виды рекламу, висевшую в свое время на здании напротив консерватории:
ГРАЖДАНЕ, ХРАНИТЕ ДЕНЬГИ
В СБЕРЕГАТЕЛЬНОЙ КАССЕ.
ЭТО НАДЕЖНО, ВЫГОДНО И УДОБНО
А как можно хранить то, чего нет? Об этом реклама молчала.
Он поднялся по лестнице, подошел к висевшей на стене таблице выигрышей. Снова проверил свои лотерейные билеты. Билет серии 13910 номер 191 выиграл один рубль; если бы номер был на две цифры больше, он выиграл бы золотые наручные часы "Луч". Конечно, сто шестьдесят рублей были бы более кстати, но ничего не поделаешь. Он пошел и получил в кассе свой рубль. Краешек у этого рубля был надорван и подклеен папиросной бумагой. Он положил его в карман и вышел не из сберегательной кассы, а из касы1 (в детстве у него был друг, он говорил: есть каса - чаша с бозбашем2, а есть сберегательная касса, но каса всегда лучше).
И опять в одну сторону - двадцать три шага, а обратно - тридцать один.
Он в последний раз посмотрел на пианино и спустился вниз. Проходя мимо сторожа, он услышал вместо обычной просьбы о папиросе жалобные слова о том, что все его обижают и даже издеваются, а ведь сторож тоже человек.
Шел такой сильный дождь, просто кошмар!
Молодой композитор С. Гайыблы, подняв воротник пиджака, поспешил домой, пробираясь вдоль стен зданий; какая бы ни была погода, он никогда не ездил ни в троллейбусе, ни в трамвае, ни в автобусе; это был как бы протест против монотонности - тот же маршрут, те же остановки, хотя сам этот протест, в свою очередь, стал тоже монотонным.
Квартира у С. Гайыблы была угловая, а в такие вот дождливые, ветреные вечера, особенно же ночи, завывания ветра казались еще более несносными, чем на улице. Над С. Гайыблы на седьмом этаже жил молодой поэт Фархад Хошбахт3. У него была такая же однокомнатная квартира, как у С. Гайыблы, только он еще был главой семейства, и поэтому С. Гайыблы про себя называл его не Фархад Хошбахт, а Фархад Бедбахт4, он называл его так вовсе не потому, что он был плохой поэт, - Фархад Бедбахт был отличный поэт. Да, так вот этот Фархад Бедбахт называл свою комнату каютой, и теперь С. Гайыблы на всех парах мчался в свою каюту.
Все в комнате было как обычно: тот же радиоприемник марки "Ригонда", те же фотографии У. Гаджибекова и И. Стравинского на стене, те же окно и балконная дверь.
Радио рассказывало детям сказку, а в конце пожелало им сладкого сна. Потом начался концерт, какой-то новый певец пел "Земинхара" из "Шур"5. С. Гайыблы выключил радио.
