Они продолжали смотреть на меня. Я виновато улыбнулся Антуану, потряс ладонями, облегчая их от боли.
Антуан ободряюще улыбнулся.
— Он спрашивает, — сказал Иван, — продолжать ли ему рассказ? Может, лучше дома поговорим, когда ты успокоишься?
— Все, ребята, я в полном порядке. Было и прошло, теперь порядок. — Я вскочил и снова помотал руками.
— Тогда слушай внимательно, — продолжал Иван. — Он говорит, что Борис лежал здесь в странном виде. Антуана это сильно поразило.
— А конкретно?
— У него не было лица, всё было обожжено, узнать невозможно.
— Обожжено? — удивился я. — Чем? И почему Антуан так думает?
— Он этого не знает. Обожжено огнём — и все тут. Кроме того, Борис лежал на спине, и все карманы у него были вывернуты. Антуан хотел забрать его вещи, но в карманах ничего не оказалось. Петрович лежал рядом, у Петровича карманы не были вывернуты.
— Подумаешь, какое дело! — отмахнулся я. — Немцы вполне могли обшарить карманы. А Петровича не заметили.
Антуан с сомнением покачал головой, но спорить не стал. Боль в руке ещё не совсем прошла, и на глаза временами накатывался туман. Белый камень, возле которого когда-то лежал отец, то расползался зыбким пятном, то снова становился белым камнем. Я нагнулся, потянул на себя конец пулемётной ленты, но земля цепко держала её. Я дёрнул сильнее. Земля разошлась змеистым швом. Лента оказалась довольно длинной, и вся она была расстреляна. Куда улетели те пули? Я потряс ленту, чтобы обить землю, и она распалась на два куска. Антуан поднял второй кусок, обтёр руками. Я смотал ленту в клубок — вот и все моё «наследство».
— Послушай, Антуан, — спросил я, — а ты сам-то каким образом в хижине у «кабанов» оказался?
Шульга перевёл мой вопрос, и Антуан громко рассмеялся. Они быстро заговорили. Я ждал.
— Ты, наверное, только сейчас подумал, что Антуан и есть тот самый предатель, — сказал Иван и тоже засмеялся. Он говорит, что всё время ждал, когда ты спросишь его об этом. Он говорит, что ихний комиссар Мегрэ первым делом дал бы ему такой вопрос. Наверное, ты посчитал его шпионом, ведь Антуан знал дорогу до «кабанов» и мог показать её бошам.
— Вот это выдал текст, — я тоже засмеялся. — Я ж не Мегрэ. Да и сам Мегрэ тут ничего не распознал бы: двадцать четыре года прошло, никаких вещественных доказательств, только лента пулемётная, фляга да нож.
— Какой нож? — уставился Иван.
Я показал ему нож из хижины.
Антуан начал говорить. Иван послушно переводил.
— Он говорит, что сначала ты сам должен угадать, как он попал в эту хижину.
