– Вперед! Найти!
В длинных объяснениях, кого нужно искать, кнехты не нуждались…
Едва они скрылись в лесу, Ротгер склонился над Гундом. И с облегчением констатировал, что тот еще дышит.
– В монастырь! – указывая на Гунда, приказал он Гуго, прибежавшему на место происшествия с десятком пехотинцев. – Только несите осторожно.
Ротгер очень надеялся на Теофраста, обладающего выдающимися по тем временам познаниями в медицине. Алхимик, увидев раненного юношу, встревожено спросил:
– Что случилось? На нас напали?
– Не на нас, а на меня, – хмуро ответил Ротгер. – Из засады. Брат Теофраст, спаси этого молодца. Век буду тебе признателен. Я обязан ему жизнью.
– Посмотрим…
Теофраст прикоснулся к болту, все еще торчащему в груди юноши, и Гунд болезненно простонал. Похоже, его сознание балансировало на тонкой грани между светлой стороной бытия и мраком забвением.
– Плохо дело, – констатировал Теофраст. – Если вытащить болт, он может мгновенно умереть. Но и оставить его в теле, конечно же, нельзя.
– Тогда как нам быть? – с беспомощным видом спросил рыцарь.
– Будем спасать мальчика, – решительно ответил Теофраст. – Он и мне симпатичен.
– Но как? Я знаю такие раны, от них почти никто выживает.
– Остается лишь надеяться на Всевышнего. И на ЭТО.
Взгляды алхимика и Ротгера обратились к большому стеклянному колпаку, которым была накрыта небольшая чеканная чаша необычной для средневековья формы из неизвестного белого металла. Она была немного похожа на древнегреческий канфар[43], но имела более короткую и толстую ножку, и не две ручки, а четыре. Они доставали до стола, и создавалось впечатление, что чаша имеет пять ножек.
Поначалу и приор Алоизий и сам Теофраст считали ее Граалем[44] – уж больно необычными свойствами обладала эта чаша. Она всегда была теплой и слабо светилась во тьме. Но в процессе ее изучения, поначалу воодушевленный алхимик испытывал все большее и большее разочарование. Единственным успехом, который Теофраст достиг в своих опытах с чашей, было оживление мотыльков, ящериц и выловленных в монастырском рву лягушек, умерщвленных в сосуде, откуда был откачан воздух. Но это мелкое открытие никак не поколебало мнение ни Ротгера, ни Парацельса, что чаша никакой не Грааль, а всего лишь один из раритетов древних эпох, сработанный безвестным, но гениальным, мастером. Правда, Теофраст открыл еще одно свойство чащи – она обеззараживала раны и способствовала быстрому их заживлению.
Однако, он не был до конца уверен, что примитивный и совсем не волшебный металлический сосуд поможет умирающему оруженосцу, потому как знал – диагноз рыцаря абсолютно точен. После таких ран оставалось лишь исповедаться, если человек был в сознании, и, получив отпущение грехов, брать курс на небеса.
