Маргарет взглянула на низко склоненную голову сестры. В сущности, брак Карен можно было считать вполне благополучным, хотя и странным. Но сейчас о благополучии говорить не приходилось: шесть недель назад Мануэль погиб в собственном автомобиле, на который упало дерево, сваленное ураганом.
Вспомнив о трагедии, Маргарет спросила дрогнувшим голосом:
— Ну, хоть на похороны они могли явиться? Карен, вдумайся в нелепость ситуации: родители не соизволили приехать на похороны собственного сына! Чудовищно...
— Феликс сообщил в Испанию, что такова воля покойного. Никто из родителей не должен присутствовать на траурной церемонии, — спокойно произнесла Карен. — Это правда. Кроме того, Мануэль оставил Феликсу несколько писем. В случае смерти мужа я должна была отправить их в Испанию.
— Письма? — Маргарет сделала глоток кофе, заинтересованно посмотрела на сестру. Та продолжала с сосредоточенным видом выкладывать на кухонный стол стопки белья. — Письма куда и кому?
— Родителям Мануэля. Он их написал на случай своей болезни или смерти. Ну, кто мог подумать, что беда случится так скоро! Получается, сам себе напророчил, — глубоко вздохнув, проговорила Карен. Лицо ее помрачнело. — Мы с Феликсом решили прочесть письма перед тем, как отправить, и.., я уничтожила их. Феликс связался с родителями по телефону, сумел как-то уговорить, чтобы они не приезжали на похороны.
Руки Карен безвольно застыли на краю бельевой корзины, и — молодая женщина разрыдалась.
— Милая моя! — Маргарет вскочила со стула, обняла сестру за плечи, попыталась успокоить. -Не плачь!
— Они были ужасны, те письма! — сквозь рыдания проговорила Карен. Слезы душили ее. — Воистину ужасны! Горькие, тяжелые, холодные, как могильные камни. У меня просто рука не поднялась отослать их его родным. Да и можешь себе представить, в каком состоянии были родители после известия о смерти сына! Так что, — Карен опустила руку в корзину и вытащила из стопки белья носовой платок, — как видишь, взяла грех на душу и не исполнила волю покойного. Считаешь, поступила не правильно?
Карен подняла на сестру заплаканные глаза. Маргарет покачала головой, поправила на ее виске локон пепельно-светлых шелковистых волос.
— Конечно, ты поступила верно, зачем умножать скорбь? От сердечной боли ничего, кроме такой же боли, не родится.
— Я тоже тогда так подумала, — попыталась улыбнуться Карен. — И Феликс, между прочим, когда узнал, что письма сожжены, полностью со мной согласился. Но все равно, на сердце будто свинец лежит. Мануэль на том свете мне этого не простит никогда!
