Но этот мужчина, Джошуа... больше не относился к числу невинных.
Старания Немезиды принесли плоды: он ускорил отъезд Лиз в Сиэтл. Он, правда, думал, что она ударится в бега по всей стране, а не переедет в город с таким влажным и холодным климатом, но тем не менее он продолжал преследовать ее. У него была миссия, и легкий личный дискомфорт не мог помешать ее исполнению.
При мысли о том, что Лиз уже нарушила его планы относительно Дня благодарения, Немезида преисполнился гнева. Он хотел провести праздник вместе с ней, а она обманула его ожидания.
Нет, не она... а мужчина. Джошуа Уотт.
Никакая женщина не в силах была помешать ему, даже эта сука, эта разрушительница семей. Ее усилия не имели бы успеха, если бы его жена не обратилась за помощью к ничего не понимающим мужчинам.
Немезиду охватило отчаяние, воспоминание о том, что он потерял, жгло его воспаленный мозг. Нельзя зацикливаться на своей потере, но он твердо решил отомстить женщине, которая причинила ему столько горя своей ужасной книгой.
И правосудие свершится в Судный день, который назначит он – Немезида.
Лиз сидела на качелях на крыльце, накинув на плечи одеяло. Несмотря на то, что сейчас была зима, Лиз смогла удержаться, чтобы не выйти на улицу. За последние месяцы она столько времени провела взаперти в своей квартире в Сиэтле, что свежий воздух манил ее, как сладкоголосые сирены гомеровских героев.
Звезды ярко светили над головой, а свежий воздух опьянял. В три часа ночи на дворе ранчо не было ни души. Даже собаки спали. И Лиз могла сполна насладиться одиночеством.
Никто не мог ни слышать, ни видеть ее в этот момент. Немезида не знает, где она. Он узнает об этом только завтра. Так что сегодня ночью она имела возможность насладиться свободой, которой будет лишена до тех пор, пока преступник не будет пойман.
Лиз особенно любила эти качели, на которых провела немало вечеров в детстве, рассказывая самой себе тории и прячась от холодной атмосферы дома. Сейчас однако, Лиз не вспоминала детство, не рассказывала себе историй и даже не продумывала сюжет будущей книги.
Вместо этого она вспоминала те странные чувства, которые испытала в объятиях Джошуа год назад на этих самых качелях, прежде чем пришла в себя и отвергла его. Эти чувства настолько отличались от тех, что Лиз испытывала с Майком, что она испугалась. И убежала.
Джошуа справедливо обвинил ее в трусости. Но сегодня ночью она не собиралась бежать от воспоминаний. Странно... Может, дело в том, что сегодня она узнала, что Джошуа по-прежнему хочет ее, и, хотя осознание этого пугало Лиз, оно одновременно и возбуждало. Влечение, которое Джошуа к ней испытывал, взывало к ее женственности. Лиз же, в свою очередь, начала понимать, насколько сильно нуждается в этом, пусть даже она не собиралась поддаваться своим желаниям.
