Зато Сарита воспримет их ссору с превеликим удовольствием.
– Надеюсь, мы хотя бы попрощаемся? – спросила она, сдаваясь.
Через десять минут Элеана уже сидела в машине, везущей ее к дому. За всю дорогу она не проронила ни слова и потянулась к ручке дверцы, как только машина остановилась. Было бесполезно говорить, чтобы он не заходил в дом, поэтому Элеана даже не стала пытаться.
– Максимилиан мой друг. Хороший друг! – резко заявила она, давая выход душившей ее ярости, едва они переступили порог дома. – Чего не могу сказать о Сарите!
– Ни Максимилиан, ни Сарита ничего для меня не значат.
Элеана с вызовом вздернула подбородок.
– А что же значит?
– Мы с тобой, – последовал лаконичный ответ.
– Что ж, отлично, – сказала она. – Кстати, Сарита вполне довольна тем, что ты женишься на мне. Эта особа – да будет тебе известно – собирается по-прежнему оставаться твоей любовницей.
– У этой женщины чертовски богатое воображение.
С нее было довольно.
– Прошу тебя, Андреас, уезжай. – В глазах Элеаны сверкнул гнев. – Если ты этого не сделаешь, я вынуждена буду совершить поступок, о котором потом могу пожалеть…
Она не была готова к столь внезапному нападению – одно мгновение, и ее губы оказались в плену яростного поцелуя. Это было откровенное насилие властное, мстительное. Запустив пальцы одной руки в волосы, Андреас удерживал ее голову, другой провел по спине.
Потом давление на губы ослабло. Это было уже не насилие, а страсть, но страсть, граничащая с нежностью, обволакивающая, возбуждающая, доводящая до состояния отрешенности от всего земного, уносящая в неведомые дали наслаждения.
Непонятно откуда, но у нее все же взялись силы отстраниться.
– Сарита для меня ничто, неужели ты этого не понимаешь?
В ответ она не произнесла ни слова, только смотрела на него, чувствуя, что не в состоянии двинуться.
Андреас вновь притянул ее к себе и уткнулся лицом в ямочку у основания шеи, потом коснулся губами волос. Элеана ощутила исходящую от него силу и испугалась, что не устоит.
– Я не хочу, чтобы ты оставался.
– Потому что утром будешь ненавидеть меня?
Она прерывисто вздохнула.
– Еще больше я буду ненавидеть себя.
Ему достаточно было еще раз поцеловать ее, чтобы заставить передумать.
Какая-то часть ее хотела этого до боли. И все же, если она уступит, то потеряет уважение к себе. А это ни к чему хорошему не приведет.
Андреас обнимал ее, казалось, целую вечность. Затем, вероятно почувствовав какую-то невидимую преграду, возведенную Элеаной, осторожно отстранил ее на длину вытянутых рук.
