Килярчик любил поговорить с этими стариками.
– Расскажите-ка мне про вашего Эрдгайста! – не раз просил он, встречая их у платформы, где они выгружали из вагонов крепежные стойки.
Барнитцке и Гроссман рассказывали небылицы про валбжихского духа Скарбника, по-немецки Эрдгайста. Старики плели несусветное, загибали пальцы, считая, сколько раз каждый из них встречал духа в шахте «Готтессеген», где это было и что случилось потом… Подобная встреча всегда предвещала что-нибудь недоброе. Старики расписывали, как дух выглядел, рассказывали, что у него белая борода, а лампочка горит красным светом, и будто он с ними разговаривал.
– Он по-немецки говорил? – интересовался Килярчик.
– Ясное дело, по-немецки! Иначе он не умел, да и нужды не было, потому что это немецкий дух и здесь были только немцы! – с готовностью объяснял Гроссман, тоном давая понять, что оскорблен в лучших своих чувствах столь неуместным вопросом.
– Это Эрдгайст затопил «Готтессеген», – подхватил Барнитцке и локтем толкнул приятеля в бок «Blöder Hund,[3] слишком он много болтает!..
– Кто затопил?
– Эрдгайст!..
– Ara! A сам он не утонул?
Красивое, мужественное лицо Килярчика с правильными чертами и хищной улыбкой было серьезно и сосредоточенно. При взгляде на него никому бы в голову не пришло, что инженера забавляют суеверные россказни стариков.
– Эрдгайст не утонул! Он сидит в завалах на «Готтессеген»! – негромко сказал Гроссман.
– Что же он там делает?
– Размышляет, как затопить «Викторию»!
– Зря время теряет, все равно ничего не придумает! – насмешливо сказал Килярчик.
– Хо-хо! – оживился Гроссман. – У немцев шахту затопил, а у поляков не затопит! Хо-хо!.. – и сплюнул далеко в сторону.
Килярчику не понравилась такая похвальба. И он очень спокойно, так, словно интересовался, сколько вагонов они выгрузили на платформе, спросил:
– Вы не любите поляков? – И зубы его хищно сверкнули в едва заметной усмешке. Гроссман, заметив эту усмешку, уклончиво произнес:
– Моя семья уехала в рейх. Я один тут остался…
– А почему вы не уехали?
– Сжился с «Готтессеген», а потом – о «Викторией»…
– Na, schon recht![4] Glück auf![5] – холодно простился с ними Килярчик.
– Glück auf, Herr инженер! – поспешно ответили старики.
Это неприятное открытие не изменило, однако, отношения Килярчика к немецким шахтерам. Он даже ощутил нечто вроде сочувствия. Инженер попытался представить себя на месте старого, всеми покинутого Гроссмана и пришел к выводу, что старик – несчастный человек, который любит шахту больше, нежели свою семью. Сейчас он как бы на распутье и, видимо, втайне мечтает о возвращении в Валбжих «своих». Если бы на его месте оказался Килярчик, то, вероятно, думал бы точно так же и мечтал бы о возвращении близких.
