Она отлично понимала, что их любви не суждено будет расцвести, если она будет сражаться с ним по каждому поводу. Ей надо снова потерять голову и добиться его любви. А если не выйдет, как сложатся ее отношения с сыном? Видеться с ним по выходным? Она слишком любила обоих, чтобы не попытать счастья.
Высокомерная гордость рушилась перед всемогущей любовью. Он сумел прочитать это в ее глазах, прежде чем она заговорила.
— Я люблю тебя, Морган, — призналась она нежно. — Я всегда тебя любила и буду любить.
Он пристально смотрел в ее сияющее лицо.
— Да, я люблю тебя, — прошептала она и обвила руками его крепкую шею. — Все эти годы для меня никого не существовало, кроме тебя.
Его лицо выразило удивление.
— Я не знал.
— Это было так глупо после всего, что ты сделал. Я хотела ненавидеть тебя. Теперь твое мужское самолюбие может быть польщено.
— Мое мужское самолюбие? — Он удивился. — Ты в самом деле так думаешь, дорогая? Она кивнула, и он сказал:
— Нечто гораздо большее, чем мое мужское самолюбие, уверяю тебя. — Он нежно прижался губами к ее шее. — Впервые, когда я тебя встретил, ты была еще почти ребенком, однако ты спасла мне жизнь. А когда ты позволила мне остаться, несмотря на все твои переживания, ты спасла гораздо больше, чем жизнь. — Он помолчал. — Я тоже не смог тебя возненавидеть, как ни старался. Все эти годы я помнил твою красоту, отвагу и силу характера. И я всегда был уверен, что мы могли бы исправить все наши недоразумения, если бы не рождение Стивена.
— Мы потратили слишком много времени зря, — сказала Дина, задыхаясь. Она подошла к двери, заперла ее и выключила свет.
— Что ты делаешь?
— Скоро поймешь, — промурлыкала она. Затем начала раздеваться: сначала она подняла руки и сняла свитер, призывно обнажив грудь. Последние лучи заходящего солнца осветили ее тело мягким, переливающимся светом.
Наблюдая за ней, Морган издал глубокий вздох. Пульс бешено забился. Она была прекрасна, как богиня. Даже еще прекрасней, потому что была из плоти и крови. Свет играл на ее гибком, чувственном теле, золотя скульптурные очертания и подчеркивая расцвет ее несравненной красоты.
— Ты распутница. Я уверен, что ты соблазняешь меня, — сказал он со стоном.
— А ты возражаешь? — Она улыбнулась. Ее дрожащие пальцы расстегнули пуговицу его воротничка.
Он вытащил рубашку из своих слаксов и начал расстегивать ее снизу вверх, пока их пальцы не встретились и не оголилась полоска его загорелого торса.
