Он ни с кем не говорил, пока к нему не подошёл шаман. Сперва Кунар произнёс страшные заклятия. Потом попросил шамана Киликтука принести ему дерево и крепкие, упругие рога мускусного быка. Киликтук все принёс, и Кунар сказал, какую форму придать дереву, а какую — рогу и как их соединить. Киликтук все так и сделал, и в руках у него оказался такой самый лук, как я вам показал.
И тогда Кунар заговорил:
— Это — дитя смерти. Прими его от меня в дар. Возьми его и пойди в леса, где живут иткилиты, и убивай их всюду, где они ходят и где спят. Пусть во всем этом краю не останется в живых ни одного иткилита.
И, сказав так, умер.
Тело его отнесли на высокое место, недалеко от Реки Людей и рядом с ним положили все его вещи, даже его большой нож, которому цены не было. А потом над ним построили дом, построили из камня — он говорил, что так строят дома на его родной земле.
Там Кунар и лежит. Его дом вы и видели прошлым летом.
И ещё про тот лук. Мы не пошли с ним на юг, не стали мстить. Такого обычая у нас нет. Но мы сделали много таких луков, и, когда нам нужно было мясо, мы убивали оленей. А иткилиты больше не показывались в наших землях — дитя смерти очень их напугало.
Так мы жили в довольстве и сытости, и скоро эскимосов стало многое множество. Дитя смерти служило нам ради жизни, и это было хорошо. Никогда никто не приносил нам такого бесценного дара, и как знать, может, если б мы его сохранили, мы все ещё были бы большим племенем, а ведь сейчас нас осталось совсем мало. Пройдёт ещё немного зим — и никого из нас не останется.
А теперь устал я. Старый стал, скоро спать буду. Теперь идите, старый я…
Задумчивые, сосредоточенные возвращались Анджелина и мальчики от Илайтутны. В глазах Анджелины блестели еле сдерживаемые слезы. Ей так живо представилась трагическая судьба Кунара, словно все это случилось только вчера.
Рассказ старика растревожил их всех, но особенно глубоко задел Питъюка. Он молчал, и его всегда весёлое лицо омрачала затаённая скорбь. Под вечер друзья забеспокоились и попробовали как-то его подбодрить.
— Ведь Кунар умер давным-давно, — напомнил Эуэсин.
Питъюк поднял голову, посмотрел хмуро, как никогда.
— Я не про Кунар думал. Про ихалмиутов. Это мой племя. Я, когда рос тут, часто мясо не был, и дети умирал, и старый люди голодный сидел. Вот я думал, что шаман рассказывал. Раньше много люди был, много олень, никто голодный не сидел. Теперь мало люди, мало олень, и, может, скоро все голодный станем. Вот как будет, если никто не помогает.
