Собеседница недоверчиво разглядывала Фрэнсис.
– Вы же прекрасно знаете, что она никогда бы не согласилась на это. Король выставил ее на посмешище перед всем Двором. Все только об этом и говорят.
– Если бы они действительно любили королеву, они должны были бы молчать, – ответила ей Фрэнсис. – Никто не должен был вообще обращать на это никакого внимания, а вместо этого сразу же начали шептаться, и поползли слухи, а эта португальская ворона, которая жалуется, что плохо слышит, – разве ей надо было сообщать королеве, что леди Барбара Палмер и есть та самая Барбара Каслмейн? Она что, не могла придержать эту новость при себе хотя бы до конца вечера?!
– Ну и хорошо, что она этого не сделала, – ответила добродетельная Джоан Уэллс. – По крайней мере, когда у бедной королевы началось кровотечение, и она упала в обморок, королю хоть стало стыдно.
– А мне при этом стало стыдно за него.
– Потребуется немало времени, – сказала Джоан, – чтобы человек, столь безупречно воспитанный, как Екатерина Браганса, смог забыть подобное оскорбление.
Точно такое же мнение, но другими словами, выразил и герцог Букингем, сидя в будуаре у Барбары.
– Это было очень неумно, когда вы допилили Карла и вынудили его дать свое согласие, – сказал он. – Вам следовало дождаться приглашения. И тогда, возможно, постепенно вы смогли бы добиться того, что королева примирилась бы с вами и начала принимать вас. Ждать спокойного отношения ко всему этому от человека, воспитанного в монастыре, – безнадежное дело.
– А я должна спрятаться до тех пор, когда святая станет менее святой? Если этот момент вообще когда-нибудь наступит, – взорвалась Барбара, совсем не похожая на ту терпеливую страдалицу, которая так потрясла Фрэнсис Стюарт и с легкостью вошла к ней в доверие, а напоминающая разъяренную тигрицу с горящими глазами и поджатыми губами. – Карл давным-давно сказал ей, что наша связь закончилась и что оба мы раскаиваемся. И я бы продолжала играть эту комедию, чтобы ублажить ее, и это было бы не так уж трудно. И вполне оправданно. Если бы Карл предложил мне какое-нибудь место при Дворе, что было бы вполне понятно после всего, что наша семья сделала для него. Как он посмел забыть о том, что мой отец был убит в Эджхилле? И о том, как мы пострадали при Кромвеле? Разве он не понимает, что это тоже было проявлением лояльности, когда я… согласилась стать его любовницей! Не смейтесь, Георг, не то я задушу вас!
Однако Букингем не мог справиться с собой и продолжал хохотать, поскольку не представлял себе прежде, что лояльность Барбары столь безгранична. Он постарался высвободиться из ее рук, когда она набросилась на него, и эта борьба закончилась поцелуями, более страстными, чем обычно принято между кузенами.
