– Оливия, – обратился он к горничной, – Пембертон покажет тебе твою комнату. Пусть приготовят спальни для меня и мисс Лолес. Если старик будет командовать, не обращай на него внимания. Ему нравится делать вид, что он здесь главный.
– Вы правы, сэр, – покачал головой дворецкий и недовольно улыбнулся. – Если когда-нибудь местные слуги начнут меня слушаться, потрясение доведет меня до могилы.
Оливия ухватила старика под локоть.
– Тогда идемте скорее, Пембертон, – проворковала она старику на ухо. – Не терпится осмотреть особняк.
Дворецкий зашаркал вверх по лестнице. Казалось, не он ведет Оливию, а она его.
– Вы такая шустрая, мисс, – ворчал он, с трудом передвигая ноги. – За вами не поспеешь.
Лишь когда парочка скрылась из виду, Слейд соизволил взглянуть на Ханну, которая выглядела измученной, прическа ее развалилась, плечи уныло поникли, руки теребили подол платья. У Слейда сжалось сердце. Сейчас его гостья казалась ему трогательной и нежной. Он едва не протянул руку, чтобы погладить ее по щеке, но вовремя удержался.
– Что скажешь? – спросил он как можно небрежнее.
– Дворецкий кажется таким древним, – вздохнула девушка.
– Еще бы! Он прислуживает уже третьему поколению Гарретов. А почему ты так удивленно смотришь? – спросил он, когда Ханна округлила глаза. – У меня что, выросли копыта и хвост?
– Как раз такой факт меня бы не удивил, – сказала девушка. – Просто мне показалось, что Пембертон… в общем, не важно. – Она прошла в глубь холла, шелестя воздушными юбками (Слейду казалось, что она скользит по полу, словно плывет), остановилась у массивного стола, провела ладонью по гладкой полированной поверхности.
Слейд молча смотрел на нее, и у него появилось странное чувство, словно его гостья не могла быть его врагом. Такое изящное, эфемерное создание нельзя ненавидеть. Ее легкие, осторожные движения пленяли. Хотелось прижать Ханну к себе, чтобы убедиться в том, что она не плод его разгоряченного воображения. Прижать и гладить во всех запретных местах – нет, не гладить! – а мять и тискать, как послушную, безвольную игрушку.
Словно почувствовав его странный взгляд, Ханна вдруг замерла и медленно обернулась. Сапфиры в ее ушах и на шее заиграли в отблесках света и брызнули синими искрами. Лицо такое открытое и почти спокойное, что ей не требуются никакие украшения – ни драгоценности, ни роскошное платье, подаренное Слейдом, – Ханна сама по себе обладала, какой-то чистой, нетронутой красотой. Гаррета пронзило такое слепое желание прижать ее к себе, сдергивая лишнюю, нелепую одежду, касаться ее кожи, что он едва устоял на ногах. Даже сейчас, на расстоянии нескольких шагов, он почти чувствовал ее запах, вкус ее губ, ее дыхание.
