Когда на горизонте пробился первый сноп рассвета, ребята на машинах проснулись. Посмотрели, на каком свете находятся. Машины втянулись в густой лес. Привал. Надо было немного передохнуть, подзаправить машины горючим, накормить людей.
Задымили походные кухни. Загремели солдатские котелки. Тут и там слышался смех солдат, остроты.
И тут кто-то из ребят, рассматривая карту, негромко и неуверенно произнес:
– Ребята, видали, что б я помер, если вру. Смотрите, так путь ведь идет на Берлин!..
Это был тот самый Кутузов, однофамилец великого полководца, гвардии ефрейтор, над которым ребята на досуге любили подтрунивать. Но теперь окружили его дружной гурьбой, рассматривая карту, которая случайно попалась к нему в руки.
– Да, кажется, прав наш Кутузов… – отозвался Петро Зубрицкий. – Если это правда, что он говорит, надо будет попросить начальство повысить его в звании.
Увидав шумную толпу бойцов, расправлявшихся с горячим борщом, подошел высокий, худощавый шофер Петро-сян, окинул всех удивленным взглядом и пожал плечами:
– А вы, гвардейцы, разве сами не понимаете, куда мы так спешно летим? На подмогу, к Берлину… Куда же еще теперь ведут все пути?
Артиллеристы уставились на шофера сияющими глазами. Все знали, что фронтовые шоферы – народ ушлый. От них нет секретов. Всё знают первыми, черти.
И радость охватила солдат. Кажется, в самом деле, дорога эта идет на Берлин.
Не успели бойцы позавтракать, как начальство сообщило о том, что полку оказана высокая честь: участвовать в штурме Берлина.
Никто не митинговал. Все отлично понимали, какая ответственность ложится на каждого из них. Сразу как-то пропали усталость, сон. Хотелось побыстрее добраться туда, где уже гремело сражение – последнее сражение с фашизмом в этой тяжелой, длительной войне.
Привал длился недолго. Колонна двинулась дальше к намеченной цели.
Никто уже не чувствовал, казалось, утренней прохлады и колючего ветра, принесшего снова дождь. На машинах, прижавшись друг к другу, сидели артиллеристы, посматривали на дорожные указатели, считая, сколько километров осталось до Берлина. Ребята смеялись, шутили. Кто-то достал из громоздкого футляра, трофейный аккордеон. И грянула знакомая любимая песня, понеслась по мрачным прусским полям. И подхватили песню даже те, кто не любил петь, у кого не было голоса:
Расцветали яблони и груши,
Поплыли туманы над рекой.
Выходила на берег Катюша,
На высокий берег на крутой.
Наш старый солдат не относился к тем, кто умел петь-или обладал хорошим голосом, слухом, но по такому случаю запел вместе со всеми, сбиваясь, правда, с тона, но пел громко, отчетливо выкрикивая каждое слово.
