Старик все еще не переставал злиться: зачем ему это перемещение и кто их об этом просил? Если б ему чего-либо надо было, он сам вполне смог бы обратиться к начальству без посторонней помощи.
Но все думали об одном. Видимо, из скромности он так немилосердно ругает их за доброе дело, что они совершили.
Они трудились в поте лица, драя новую обитель странного старика, а в душе злились на него. Вот, мол, сатана. Чего только ради него ни делают, а он еще не доволен, ворчит. Странный человек. Точно характер сынка. Ничем ему не угодишь. Ты стараешься делать ему добро, с ног сбиваешься, а он, черт, за добро платит злостью и возмущением.
Тетя Зося внимательно следила за этим спектаклем-поединком и была на седьмом небе. Это все ей очень нравилось. Она получала истинное удовольствие. Они, эти четверо балбесов, отомщены за заносчивость, высокомерие, корысть. Теперь они пожинают плоды того, что потешались, мягко выражаясь, над старым человеком с первого дня, как он прибыл сюда. Пусть теперь попляшут. Пусть переживают за свою нетактичность, заносчивость. Поделом-им!
И когда они снова пришли к ней, чуть ли не со слезами на глазах, спрашивая, что бы такое еще придумать, чтобы он все же смягчился, простил их, тетя Зося пожала плечами:
– Что ж могу вам посоветовать я, мои дорогие. Слишком много обид нанесли вы человеку в первые дни, и он страшно зол на вас. Слишком много горечи причинили ему своими шпильками и насмешками. Но все же не падайте духом. Мне кажется, что чуть-чуть вы его уже смягчили. Я не думаю, чтобы такие красоточки, как вы, да еще балерины, не смогли сломить одного мужчину. Такого я себе не представляю. Продолжайте с той же настойчивостью обрабатывать его, и он непременно капитулирует, выбросит белый флаг, сдастся на вашу милость. Он даст себя уговорить и выполнит все ваши просьбы. Будь я мужчиной, перед такими, как вы, ей-богу, не устояла бы!
– И вы в этом уверены, тетенька?
– Безусловно! Как же может быть иначе?
– Почему же, тетя Зося, – отозвалась Ната Церетели, – когда Дебора осторожно намекнула старику, попросила поговорить со своим сынком, директором театра, чтобы он выделил для нас роли, относился лучше, повысил ставки, тот на нее посмотрел, как на ненормальную, и отвернулся?
– А Жора ведь совсем немногого просил, – вставила Шпак-Ковалик, – он просил, чтобы только замолвил сыну за него словечко, чтобы назначили его администратором. Старик в ответ сплюнул и не сказал ни слова.
