— Есть просит! — заметил Ясь.
В эту минуту на ветку — прямо над головами детей — села уже взрослая птичка. Она несколько раз пошевелила хвостиком, поглядела на непрошеных гостей сперва правым глазом, потом левым и жалобно запищала.
— Отойдем, — сказал Ясь. — Мать пришла его кормить.
Антося возвращалась домой в глубокой задумчивости; несколько часов спустя она спросила:
— Ясь! Нельзя ли показать гнездо Мане?
— Ну нет!
— И Юзеку тоже нельзя?
— Само собой! Юзек сразу разорит гнездо.
Антося действительно сохранила тайну, но, к несчастью, решила позаботиться о птенчике. Под вечер, ничего не сказав Ясю, она взяла горсть хлебных крошек и щедро накормила ими маленького голыша. А когда на следующий день дети пришли его навестить, бедный птенчик уже не дышал.
— Ах, Антося! — сказал Ясь. — Это, верно, ты виновата?
Девочка залилась слезами.
Ясь взял в руку мертвого птенца — он был какой-то сморщенный и холодный — и прошептал:
— Чем же ты провинился, бедняжка!..
На глаза его навернулись слезы.
— Не говори так, Ясь! — попросила огорченная девочка и потом поспешно добавила: — Зато мы можем устроить ему похороны…
— Что ему с того?
— Я уложу его в колыбельку, в ту, которую ты мне подарил для куклы… ты сделаешь ему крестик…
— Перестань! — прервал ее Ясь. — Подумай лучше о том, что нам будет за это.
— Да ведь никто не знает…
— Не беспокойся! Господь бог хорошо знает, он еще накажет меня за то, что я показал тебе гнездо…
Дети вернулись домой очень сосредоточенные и серьезные. Ясю все казалось, что следом за ним кто-то идет, а Антосе — будто лица у всех угрюмые и сердитые. Бедняжка не выдержала, доверила свою печаль Мане. Мане тайна также стала в тягость, и она шепнула о ней Юзю, который с громким смехом рассказал об этом всем. Тотчас подтвердились дурные предчувствия Яся, ибо пан Анзельм, услышав, о чем идет речь, страшно рассердился, затопал ногами, велел принести топор, пригрозив отсечь детям головы, и в конце концов — поставил их в угол.
IV. Ясь с матерью едут на свои хлеба
После дождя наступает ясная погода, после ночи — день, после огорчений — радость, после труда — отдых, после богатства — бедность. Все это, видно, зависит от круговращения земли, как говорил мой дядя, человек большого сердца и философического ума.
Так что, друг мой, если у тебя неприятности, радуйся: ибо это верный признак, что вскоре все будет хорошо. Печалься скорей тогда, когда ты совершенно счастлив, потому что на свете нет ничего прочного! Это, в свою очередь, мнение моей бабки, благочестивой женщины, которая многое в жизни испытала, — ба! — видела самого Наполеона…
