А может, в плен возьмут бойца
Кровожадные дикари,
Кто тогда, коль не ты, любовь моя,
В горе утешит меня?
Тут средняя дочь бургомистра подтолкнула старшую.
— Это он про тебя, Ядзя, — шепнула она.
— Меця! — краснея, остановила ее сестра.
Когда кассир допел эту песню, его попросили спеть еще что-нибудь. Последовала новая «прелюдия» и затем песня:
Ветром и снегом гонима,
Куда летишь ты, пташечка?
Может, заглянешь и в те края,
Где ребенком знали меня?
Расскажи родным про беду мою…
Услыхав, они пригорюнятся ли?
Ты следи, сверкнет ли в глазах слеза,
Когда скажешь, что сын не воротится.
— Когда скажешь, что сын не воротится… — повторила майорша дрожащим голосом. — Ах, какая песня прекрасная!
А панны шумно требовали, чтобы кассир спел еще «Летят листья».
Кассир ударил по струнам, снова откашлялся и запел, несколько понизив голос:
Летят с ветвей листья, что росли на воле,
Поет грустно птичка над могилой в поле:
Не дала ты сынам счастья, родина-мать,
Все изменилось, в земле они спят.
[1]В комнате было тихо, как в костеле, слышны были только всхлипывания старой майорши. Вдруг бургомистр схватился за голову.
— Извините! Выгляни-ка опять во двор, пан секретарь, — не стоит ли тот под окном…
Секретарь выбежал из комнаты, все гости стали перешептываться. Но во дворе не оказалось никого.
— Ну, теперь я вам спою кое-что строго запрещенное, — объявил кассир.
— Побойся бога, человече! — всполошился бургомистр. — Не губи ты нашей почтенной и столь гостеприимной хозяйки! — Он указал на мою мать.
Но мать беспечно махнула рукой.
— Э, пусть делают, что хотят. Только одно утешение нам и осталось — послушать иной раз хорошую песню.
— Вас-то, может, и не тронут, — сказал бургомистр. — Но здесь присутствует его преподобие, он — лицо официальное…
— Я боюсь только одного бога, — буркнул ксендз.
— Наконец, здесь я, бургомистр! И если я пострадаю, кто заменит моим детям отца?
— Ну, ну, бояться нечего, — сказал ксендз. — Никогда я не замечал, чтобы тот подслушивал под окнами.
— Ему нет надобности ходить под окнами — ведь его дом в трех шагах отсюда, — не сдавался расстроенный бургомистр.
— А до почты от его дома только верста и двести саженей, — вставил почтмейстер.
— Так ты хотя бы пой тихонько, не ори во все горло, — сказал бургомистр кассиру.
— Что за выражения, папа! — возмутилась старшая дочь бургомистра. — Ну, можно ли говорить так про это чудное пение?
— Видно, наш пан бургомистр метит уже в уездные начальники, — съязвил кассир. — Не бойтесь, не бойтесь! Если кому суждено пасть жертвой, то прежде всего мне…
