Он достал из кармана перочинный ножик, открыл его, расстегнул сюртук, потом жилет и принялся распарывать его нижний край.
— Ага, понимаю! — шепнул почтмейстер ксендзу. — Там воинское свидетельство!
И высоко поднял брови.
— Нет! — гордо возразил кассир, продолжая вспарывать шов.
— Так, должно быть, список боев, в которых он отличился, — предположил бургомистр и нервно похлопал себя по ляжке.
— Ничего подобного! — уже раздраженно сказал кассир и… положил на стол бумажку немногим больше тех квадратиков, из которых свертывают сигареты.
Бургомистр надел очки и, схватив трясущейся рукой бумажку, прочел вполголоса:
— Назначен на… на должность помощника начальника прихода. Ну, что я говорил! — воскликнул он.
— Теперь вы, господа, уже знаете, кто я? — спросил кассир.
Но так как в эту минуту в гостиную вошел пан Добжанский, кассир, окинув его высокомерным взглядом, поцеловал руку у мамы и ретировался.
— Я всегда вам твердил, что он будет большим человеком! — сказал бургомистр. — Ну-с, пан Добжанский, угадай, кто теперь наш кассир?
Учитель оперся руками на трость и, пристально глядя в глаза бургомистру, отчеканил:
— Он всегда был и остается хлыщом…
Бургомистр так и подскочил на месте.
— Но мы же только что читали его удостоверение…
— Удостоверение в том, что он — безнадежный осел! — сердито отрезал учитель.
— Пора бы вам наконец поверить в него, — вмешался почтмейстер и машинально пристукнул кулаком по столу, словно штемпелевал что-нибудь.
— Не верю я таким пустозвонам, — крикнул учитель, — и не люблю шутов гороховых, а его в особенности, хотя бы ему это назначение записали на его собственной шкуре.
С этого дня кассир показывал свой документ всем дамам и барышням и даже мне. А маме он жаловался на тяготы власти и раз в ее присутствии сказал мне:
— Счастливец, ты не знаешь, что такое ответственность и забота о всех людях!
— Пока у вас как будто особых забот нет, — заметила мама. — Ничего вы не делаете, ни с кем не встречаетесь…
Кассир, как всегда, сел перед зеркалом.
— Эх, пани! — сказал он со вздохом, взбивая пальцами свой хохол. — А каково это — постоянно думать о том, что там люди голодны, плохо одеты, невооружены. Что здесь людей могут выслать, или сжечь их дома, или всех поубивать! Бояться всего и за всех… Честное слово, это выше моих сил!
— А почему, собственно, вы так боитесь? — спросила удивленная мама.
— Я не боюсь! — Кассир подскочил в кресле. — Но печься о других — моя обязанность. Кто же меня заменит?
