— Кажется, вы — пан Вокульский? Вокульский встал и равнодушно ответил:
— К вашим услугам.
— Ведь это вы купили наши сервиз и серебро? — спросила она сдавленным голосом.
— Я, сударыня.
На мгновение панна Изабелла заколебалась. Но вот на щеках ее вновь выступил слабый румянец. Она продолжала:
— Вы, наверное, продадите эти вещи?
— С этой целью я их и купил.
Румянец на щеках панны Изабеллы разгорелся сильней.
— Будущий покупатель живет в Варшаве?
— Я продам эти вещи не здесь, а за границей. Там… мне заплатят дороже, — прибавил он, уловив в ее глазах вопрос.
— Вы надеетесь на хорошую прибыль?
— Ради прибыли я их и купил.
— И по этой же причине отец мой не знает, что они в ваших руках? — насмешливо спросила она. У Вокульского дрогнули губы.
— Я купил серебро и сервиз у ювелира и тайны из этого не делаю. Третьих лиц я вообще в свои дела не посвящаю, это не принято в коммерческих делах.
Несмотря на резкость его ответов, панна Изабелла вздохнула с облегчением. Даже глаза ее слегка потемнели и потеряли злой блеск.
— А если б мой отец передумал и пожелал выкупить эти вещи, за какую цену вы бы их сейчас уступили?
— За ту же, что купил… Разумеется, с начислением процентов — примерно… от шести до восьми годовых…
— И вы бы отказались от ожидаемой прибыли?.. Почему же? — поспешно перебила она.
— Потому, сударыня, что торговля зиждется не на ожидаемых прибылях, а на постоянном обороте наличного капитала.
— До свиданья, сударь, и… спасибо за разъяснения, — сказала панна Изабелла, заметив, что ее спутница уже расплатилась.
Вокульский поклонился и снова сел за свои книги.
Когда лакей вынес свертки и дамы сели в экипаж, панна Флорентина сказала тоном упрека:
— Ты разговаривала с этим человеком, Белла?
— Да, и не жалею. Он все налгал, но…
— Что значит это «но»? — с тревогой спросила панна Флорентина.
— Не спрашивай… не говори со мной, если не хочешь, чтобы я расплакалась на улице… И, помолчав, прибавила по-французски:
— Пожалуй, мне не следовало приезжать сюда, но… все равно.
— Я думаю, Белла, — сказала ее спутница, значительно поджимая губы, — ты должна была бы поговорить с отцом или с теткой.
— Ты хочешь сказать, — перебила ее панна Изабелла, — что я должна поговорить с предводителем или с бароном? Это всегда успеется: сейчас у меня еще духу не хватает…
Разговор оборвался. Дамы в молчании вернулись домой; панна Изабелла весь день была расстроенна.
После ухода панны Изабеллы Вокульский снова принялся за подсчеты и безошибочно подытожил два длинных столбика цифр. В середине третьего он остановился, снова удивляясь тому, как спокойно стало у него на душе. Откуда вдруг это равнодушие после целого года лихорадочного смятения и тоски, перемежаемой приступами безумия? Если бы какого-нибудь человека неожиданно перенесли из бального зала в лес или из душной тюрьмы на зеленый широкий луг, то он испытал бы те же самые ощущения и так же глубоко было бы его изумление.
